Пионер 1956-07, страница 10
— Положили на сани да привезли,— сказал Антон.— Тяжёлый был! Солнышко так припекало, что Антон наконец снял свою фланелевую курточку и растянулся на траве. Хорошо так лежать да смотреть в небо... — И чего тут эта... рассказывать-то? — Ну, как привезли, как выходили — мне интересно! И опять зажурчал рассказ про марала, «Пристрелить его,— сказал ветеринарный врач Илья Назарыч,— всё равно погибнет». А Серёжа попросил: «Не надо стрелять, мы выходим». И Катя потихоньку сказала: «Мы же выхаживаем маленьких». А Васятка— тут ещё мальчишка есть, сторожа сын,— заплакал... Но никто их не слушал. Со взрослыми разве поспоришь? Девчонки только хныкали, а у Серёжи совсем никакого красноречия нет. Он сказал один раз и замолчал. И Андрей Михалыч решил: «Да, придётся пристрелить. А жаль. Пантач первых статей. Да и молодой ещё...» Got тут и вмешался в дело Толя. Он катался с ребятами на лыжах, был весь в снегу. Он бежал домой, отряхивался на ходу и то и дело тёр щёки и нос. Толя всегда трёт щёки зимой; так ему мать велит, чтобы не отморозить. Толя подбежал к саням, сразу всё сообразил, поднял руку и сказал: «Папа! Подожди! Я директора попрошу!» — И побежал к директору. Очень скоро Толя примчался обратно. Он ещё издали махал рукой и кричал: «Не стреляй, папа! Оставить! Оставить!» Тут же позвали ветеринарного врача Илью На-зарыча. Тот посмотрел на марала, закурил свою самокрутку, задымил, как паровоз... «Ну что ж,— сказал он,— оставим. Только всё равно нам его не выходить!» Серёжа подошёл к маралу. И Катя подошла. Он глядит на них, а из глаз бегут слёзы. Плачет. Прямо как человек. Тут Серёжа закусил губу чуть не до крови, сбросил пальто и давай с себя рубашку стягивать. Прямо на морозе стягивает рубашку, чтобы маралу завязать рану. Катя, глядя на него, даже зубами застучала от холода... «Не рви рубашку,--сказал Илья Назарыч,— не понадобится». Он снял с плеча свою докторскую сумку, промыл маралу рану, залепил её чем-то, пластырем, наверно. Он ведь очень хороший врач: если берёте* лечить, то всегда вылечивает. Правда, здесь он считал, что и лечить не стоит, всё равно маралу погибать... — А вот и не погиб,— заключила Катя,— выходили. Мы его хлебом кормили. Он у нас смирный был, пока болел. А выздоровел, ушёл в стадо и знать никого не хочет. Только вот одного Серёжу ещё подпускает... А красивый! Настоящий Богатырь! Ему даже рога оставили: в Москву на выставку его повезём! — А Толя?—живо спросила Светлана.— Он, на-«ерно, больше всех за ним ухаживал? — Толя?. — Катя задумчиво покачала головой.— Нет. У Толи всегда всяких дел много. Он доклад делал на дружине «Каким должен быть пионер». В каникулы во Владивосток ездил, на слёт. А ещё о дружбе доклад делал, Он у нас в школе всё доклады делает. Ему некогда. Светлана встала. — Катя,— попросила она,— а можно мне того марала посмотреть, а? — Ну что ж,— сказала Катя,— после o6gfа Сер гей с отцом пойдёт кормить маралов, и мы за ними увяжемся. А там на солонцы проберёмся. Он постоянно приходит соль лизать. Вот и увидишь, какой он красавец! Тихо в совхозе в полуденный перерыв. И в тишине кажется, что ещё жарче пригревает солнце, ещё нежней и слаще пахнут цветущие травы. Но перерыв не долог. Вот уже постучали в било на горе, около научных кабинетов. Вот пришли машины с комбикормом, прогудели по улице, пугая поросят и гусей. А вслед за машинами спешит кладовщик Телён-кин, отец Антона Телёнкина, принимать комбикорм. Он невысокий, с брюшком, ходит, широко расставив руки, будто готовится схватиться с кем-нибудь врукопашную. Но лицо у него спокойное, румяное, и в морщинках около глаз прячется улыбка. Прошагал на длинных ногах в свой кабинет директор созхоза Роман Николаевич Кустиков. Тотчас за директором поспешили в кабинет дожидавшиеся его люди. Прошёл в свою пропахшую формалином лабораторию Илья Назарыч, продымил трубкой по улице, ни на кого не глядя, не замечая,ничьих поклонов. Такая уж у него манера: навесит брови на глаза и ничего не видит кругом. И далеко, в маральих парках, запел рожок кормача Ивана Крылатова. Он пел, как птица, как необыкновенная птица с золотым горлышком,— протяжно, чуть-чуть печально, повторяя две или три ноты. 8 |
