Пионер 1959-08, страница 83

добного: он с удовольствием приложил к изданию «Песен» объяснительное письмо Мериме, а _ Проспер Мериме, может быть, не-_Яг сколько сконфуженный успехом своей шутки, до конца жизни почтительно изучал творчество Пушкина, перево-фшоте дил его на французский язык и, став

A§жл уже знаменитым писателем, неизмен-йШУЛ ^но говорил о нем как о величайшем из гениев всемирной литературы

ийиГ \ ^ века.

\ Нет, Пушкин не рассердился: он и сам был мастер на такие шутки. Разверните его сочинения на той странице, где начинается маленькая трагедия «Скупой рыцарь». Под ее заголовком вы увидите набранную мелким шрифтом строчку: «Сцена из Ченстоновой трагедии «The cowe-tous Knight» >.

Исследователи творчества Пушкина, что называется, с ног сбились, стараясь выяснить, что хотел он сказать этим примечанием. После долгих поисков удалось установить: был в Англии в свое время незначительный писатель Шенстон; в России в дни Пушкина его и впрямь звали «Чен-стоном». Но выяснилось и другое: никогда Шенстон не написал ни трагикомедии «The cowetous Knight», ни какого-нибудь на нее похожего произведения. Подзаголовок Пушкина был чистейшей мистификацией. Зачем она ему понадобилась? Очень трудно да^ь на это точный ответ:

великолепная поэма, написанная им уже совсем незадолго до смерти, в 1875 году. Называется она кратко «Дракон», но имеет подзаголовок: «Итальянский рассказ XII века». Тот же, кто читал письма А. Толстого к его друзьям, знает: сначала поэт обязательно хотел написать под заголовком: «Перевод с итальянского. XII век».

Друзья, несколько смущенные этим намерением, спрашивали его: зачем ему понадобилась такая неправда? А шестидесятилетний знаменитый писатель, лукаво посмеиваясь, отвечал: «А пусть Анджело де Губернатис покопается в итальянских рукописях, чтобы узнать, откуда я это взял!» Губернатис был хорошо знакомый Толстому крупный итальянский литературовед, женатый на одной русской даме.

Так что же, значит, это было чистое озорство? Пожалуй, не совсем. Толстой написал замечательное произведение, в котором с большой силой передается самый дух средневековья. Написал он его такими стихами, о которых критики говорили, что они выдерживают сравнение со стихами великого Данте; да и написана-то поэма терцинами — тем самым стихом, которым Данте Алигьери писал в XIV веке свою «Божественную комедию».

Так очень может быть, что Толстому просто захотелось испытать себя: ведь если его подделка не будет разгадана, если, как в свое время с «Гузлой» Мериме, знатоки поверят, что перед ними перевод средневекового подлинника,— нужно ли тогда лучшее доказательство большого успеха?

* * *

i h-

Вглядитесь внимательно в эти два портрета. Вы сразу увидите, что это одно и то же лицо.

может быть, поэту захотелось пресечь надоедные попытки критиков отыскивать в русских произведениях приметы слабого знания западной жизни. Может быть, как бы «играя» в перевод с английского, он помогал самому себе перевоплотиться в своих нерусских героев, лучше понять их речи, мысли и чувства. Возможно, ему просто захотелось втихомолку посмеяться над тщетными попытками дотошных читателей отыскать подлинник удивившего их произведения; и такое случается.

Конечно, случается. У того самого А. К. Толстого, который в юности своей принимал участие в создании Козьмы Петровича Пруткова, есть

Меня просили написать для «Пионера» маленькую статью о литературной мистификации; она получилась не совсем маленькой, но все же я не могу рассказать в ней о множестве других забавных шуток, которые писатели разных веков и народов разыгрывали над своими читателями.

Не могу я поговорить здесь о замечательной работе шотландского поэта Макферсона, который наполовину сочинил, наполовину перевел целый ряд баллад давно умершего и даже, возможно, легендарного древнего певца Оссиана (Осина). Макферсон сочинил эти баллады от себя, но именно с восхищения ими началось изучение подлинных старинных народных песен Шотландии. Он наполовину выдумал их, но подражания им породили во всех странах Европы множество интересных поэтических произведений: тот же Пушкин написал в юности ряд «оссиановских» мрачных баллад.

Так или иначе, вам теперь известно, что такое литературные мистификации, и, если вам угодно, вы можете разыскать в истории мировой литературы и другие ее примеры.

Лев УСПЕНСКИЙ

¹ «Скупой рыцарь».