Пионер 1959-08, страница 82

Произведения этого писателя-призрака печатал на своих страницах лучший журнал того времени, издаваемый Некрасовым,—«Современник». Автор -выдумка пережил славу десятков и сотен самых настоящих «живых писателей». О нем до наших дней пишут работы уважаемые профессора. Его мудрые изречения и сейчас цитируют с усмешкой государственные деятели. Сочинения его знает в СССР каждый культурный человек; а вот собственные стихи одного из настоящих творцов Пруткова, поэта Алексея Жемчуж-никова, известны теперь разве только ученым критикам, да и то больше потому, что он был «частью Козьмы Пруткова». Ну как же не повторить, узнав про все это, замечательное прутков-ское изречение: «Если на клетке слона прочтешь надпись: «б у й в о л»,— не верь глазам своим».

Таким образом, Козьма Прутков был грандиозной литературной шуткой, может быть, самой удивительной, но далеко не единственной на памяти людей литературной мистификацией. Интересно, как пришла в голову Жемчужниковым и Толстому такая удивительная мысль — одурачить всех, выдумав для действительно написанных произведений никогда не существовавшего автора!

Оказывается, они не были первыми. И раньше талантливые люди занимались порой такими проделками. И случалось уже, забава перерастала их намерение: из шутки рождались интереснейшие дела. Совсем серьезные.

Вы наверняка читали, а может быть, даже знаете наизусть чудесное стихотворение Пушкина «Что ты ржешь, мой конь ретивый». С раннего детства помним мы все и «Трусоват был Ваня бедный». Заглянув в сочинения Пушкина, каждый может убедиться, что эти два стихотворения и четырнадцать других входят в маленькое собрание, называемое «Песни западных славян». И тут выясняется, что Пушкин не совсем сочинил эти шедевры. По его словам, большую их часть он перевел из книги, вышедшей в Париже в конце 1827 года под названием «Гузла» (то есть «Гусли»), или собрание иллирийских поэм, разысканных в Далмации, Боснии, Кроа-ции и Герцеговине». Автор книги остался неизвестен публике, однако до Пушкина дошли какие-то слухи о нем, и он поручил одному из своих друзей выяснить это дело. Друг (фамилия его была Соболевский) обратился к французскому писателю Просперу Мериме. И у загадки оказалось совершенно неожиданное решение.

В 1827 году два молодых французских писателя, еще не успевшие прославиться (одним из них и был сам П. Мериме), задумали попутешествовать по Италии. Расстелив карту, они начали вычерчивать по ней маршрут поездки, придумывая заодно, что с ними по пути должно случиться. Но, доехав до славянских земель на севере Адриатики, они обнаружили, что у них «вышли все деньги». Такое, по словам старика Рабле, «ни с чем не сравнимое несчастье» ужаснуло путешественников. Но Мериме нашел выход; он всегда был остроумным и насмешливым человеком. «А что,— сказал он,— если мы еще до поездки опишем свои впечатления, издадим их, получим деньги, а потом двинемся в путь и честно посмотрим, много ли напутали?» На том и порешили.

Мериме добыл брошюру одного француза, жившего в нынешней Югославии, прочитал, что удалось достать из книг о тех краях, переписал

76

оттуда одну славянскую песню в итальянском переводе, выудил упоминавшиеся авторами сербские и черногорские слова и за короткий срок сочинил целый ряд высосанных из пальца «славянских баллад». Маленький томик был затем издан, и автор потешался, серьезно уверяя окружающих, что баллады эти подлинные. Но хотя он и сумел подшутить таким образом над читателями, его большой талант сыграл куда большую шутку над ним самим.

Оказалось, что ему удалось, почти помимо воли, отлично передать самый дух балканской поэзии. Его «Гузлу» прочел великий польский поэт Адам Мицкевич, превосходно знавший славянские языки, и не заподозрил подделки. Она попалась в руки какому-то немецкому профессору— тот написал целую ученую работу о южнославянских песнях. Наконец, эти сербские стихи, сочиненные в шутку двадцатичетырехлетним парижанином, никогда в глаза не видевшим ни одного серба, дошли до Пушкина. И Пушкин, плененный их суровой и великолепной поэзией, сделал из них настоящий шедевр славянской литературы: в самой Сербии поэты стали после этого писать, подражая пушкинским «Песням западных славян». Разве это не удивительные последствия немного легкомысленной выдумки двух французов?

Надо сказать, что П. Мериме был вообще великий мастер «дурачить» своих читателей. Кроме славянской «Гузлы», он выпустил в свег еще сборник очень талантливых театральных пьес, будто бы написанных испанской актрисой Кларой Газуль и переведенных им на французский язык. Он довел свою проделку до того, что приложил к книге свой собственный портрет в женском платье: это и была дивная актриса Газуль.

Очень многие были опять обмануты; пьесы хвалили, Мериме посмеивался, а мы и до сих пор еще не можем с полной точностью объяснить, почему он назвал эту выдуманную актрису «Газуль» (gazul), словно нарочно переставив в ее имени буквы, входящие в название первого его обманного произведения — «Гузла» (guzla).

Вы, может быть, подумаете, что Пушкин рассердился, когда узнал от Соболевского, как ловко его провел лукавый парижанин? Ничего по