Пионер 1968-01, страница 27

На пир к парю явились все приглашенные. Царь ласково принимал гостей. II особенно ласков и приветлив он был с Гарпагом.

Слуги наливали гостям вино из полных бурдюков, подавали сочные куски баранины и ставили блюда с мясом перед каждым гостем. И каждый раз перед Гарпагом ставили какое-то особое блюдо.

В самый разгар пира слуги поставили перед ним корзину, прикрытую белым.

— Возьми отсюда, что тебе будет угодно!

Гарпаг с улыбкой открыл корзину. Там лежали голова, руки и ноги его сына.

Гарпаг поднял глаза на царя. Их взгляды скрестились, как два копья. Но царедворец умел владеть собой и недрогнувшей рукой закрыл корзину. Он понял, что мясо, которое он ел, было телом его сына.

— Ну как, хорошо ли ты попировал? — с сатанинской усмешкой спросил Астиаг.

— Все хорошо, что делает царь,— ответил Гарпаг. На это у него еще хватило силы.

Но оставаться на пиру Гарпаг уже не смог. Он встал, взял корзину с останками своего сына и покинул дворец царя.

Астиаг отпускает Кира

Так наказал царь своего родственника и преданного слугу за ослушание.

Гарпаг не мог простить себе смерти своего сына. Разве не знал он Астиага? И как мог он поверить, что царь может хоть что-нибудь простить, если даже за малые проступки наказывает людей смертью?

Собственной рукой послал Гарпаг своего сына на смерть. А мальчик еще не хотел идти, Запнулся у порога... Но он пошел, потому что отец велел идти!

Гарпаг в глубине своих покоев выл и стонал от горя и ненависти, он проклинал Астиага и призывал на его голову все беды и все муки, какие есть на свете.

Но, являясь к царю, Гарпаг был так же спокоен, как и раньше, так же почтителен, так же готов выполнять любое его приказание. И Астиагу порой казалось, что, может быть, он не так уж сильно наказал Гарпага, может быть, надо было придумать что-нибудь более страшное?

Сам никого не любивший, Астиаг не представлял себе, что смерть единственного сына — это и есть то самое страшное, что может обрушиться на человека.

Во дворце было тихо. Черноглазый мальчик в царских одеждах появлялся иногда перед его глазами. И скова исчезал е дальних покоях

дворца. Казалось, он тосковал. Астиаг иногда заставал его стоящим у окна в одиночестве. Мальчик задумчиво смотрел мимо золоченых стен на далекие горы, где зелень лесов мешалась с красными тенями ущелий и лиловыми зубцами скал...

— Что ты смотришь туда? — спрашивал Астпаг.— Кого ты оставил там?

— Там моя мать Спако.

— Твоя мать не Спако. Ты знаешь это.

— Спако любила меня.

Астиаг усмехался своей кривой усмешкой.

— Любила? Тебе нужно, чтобы тебя, внука царя Астиага, любила жена какого-то презренного пастуха?

— Она кормила меня, когда я хотел есть. Она укладывала меня спать, когда я хотел спать. Она утешала .меня, если я плакал. II каждый вечер она так ласково звала меня: «Куруш, иди домой, уже поздно!»

— Так ступай туда и живи с пастухами!

Тогда Кир умолкал и словно весь подбирался.

— Теперь я этого не могу. Я твой внук.

II было что-то такое опасное в глазах этого

мальчика, в его голосе и осанке, отчего старая тревога снова просыпалась в душе царя.

Однажды после такой встречи Астиаг призвал магов, толкователей снов.

— Повторите, как вы истолковали мое сновидение.

— Мы можем повторить то же самое, царь: сын твоей дочери будет царем.

— После меня?

— Вместо тебя. Если бы он остался в живых.

— Он остался в живых,— сказал Астиаг.— Он вырос в деревне. Но когда мальчики, его товарищи, выбрали его царем, он все сделал и устроил совершенно так, как поступают настоящие цари,— установил звание телохранителей, прнвратииков, вестовщиков и все прочее... По вашему мнению, что все это значит?

Маги посовещались.

— Если мальчик живет,— сказали они,— и стал царем без чьего-либо предумышления, то будь спокоен и добр духом: вторично он не будет царствовать.

— Я сам такого же мнения,— согласился Астиаг,— если мальчик уже был царем, то тем самым сновидение оправдалось и внук мой больше не опасен для меня. Однако,— добавил он с угрозой,— рассудите хорошенько и дайте совет, наиболее безопасный для моего дома... н для вас.

— Для нас самих, царь, весьма важно упрочить твою власть,— принялись уверять его маги,— ведь если власть перейдет к мальчику, по