Пионер 1968-02, страница 8

Чиркнув спичкой,

адъютант зажег отрезанный кусок карты...

Слышу, Сулима тихо говорит:

— Батальоны ждут приказа, товарищ командир.

У этого голубоглазого парня была чуткая душа. Я взглянул на него и увидел: он понимает меня. Я, как вам известно, казах, Сулима — украинец. Ни один из нас не жил в Москве, но у обоих дрогнуло сердце, когда на мой стол впервые как оперативный документ лег лист Москвы. Закрыв рукавом Москву, я наметил маршрут и приказал собрать подразделения. Сулима вышел, я убрал руку и опять стал смотреть на карту. Достал курвиметр, вымерил расстояние. От Крюкова до окраин Москвы всего двадцать с небольшим километров. Вам, товарищи, известен закон командира: продумывать наихудший случай. Что такое двадцать — тридцать километров? Один рывок — и бои на улицах. Я сидел вот так...

Момыш-Улы показал, как он смотрел в

этот день на карту. Подперев опущенную голову руками, он уставился в одну точку, словно в глубоком раздумье или горе. В черных блестящих волосах, упрямо непослушных гребенке, замерли блики электричества.

Никто не кашлянул, не шевельнулся, никто не нарушил тишину.

— Так и сидел,— продолжал, выпрямившись, Момыш-Улы.— Сидел и смотрел на выступающую с края огромную черную полуокружность. Все вы, наверное. знаете, что это зна-"=— пр-дставить себе врага на улицах Москвы... Я смотрел и видел сваленные трамваи и троллейбусы, разорванные провода, трупы красноармейцев и жителей на улицах, немецких лейтенантов со стеками, в белых перчатках, в парадной офицерской форме, с наглой усмешкой победителей. Вспомнились немецкие пленные, которые с трусливой, но ехидной ухмылкой говорили, коверкая русские слова: «Волякалямск — Мо-скау...»

эта шатия восторжествует? Я сидел над картой и, рассматривая худший вариант, искал: нет ли от Крюкова до Москвы промежуточного рубежа, где можно было бы крепко зацепиться? Искал и не нашел. Вывод: Крюково — последний рубеж.

Не помню, сколько времени я просидел так. Вошел Сулима и доложил, что подразделения собраны. Карту я всегда складывал вот такой гармошкой: с востока на запад. Разверну — и развертываются Волоколамское и Ленинградское шоссе, На этот раз я вопреки правилу сложил ее иначе: сломал бумагу поперек. Там, где кончалось Крюково, я с силой провел пальцами по сгибу, чтобы больше тут не разгибать. Нажимая, я в одном месте задел ногтем и порвал б}^гмагу.

На столе лежали разные документы. Встаю, рассматриваю, кое-что кладу в полевую сумку, кое-что отдаю Сулиме. На-

Неужели