Пионер 1968-02, страница 7

Рассказать о войне — даже хорошо рассказать — может и тот, кто в ней не участвовал, кто изучал ее через многие годы по архивным документам, музейным реликвиям, памятникам боевой славы.

Но вот перед тобой рассказ. С помощью маленькой скупой детали — оборванного листа полковой оперативной карты — он заставляет тебя ощутить и мысли и чувства тех, кто дрался под Москвой. Ощутить так, словно эти мысли и чувства прошли через твое сердце. И боль, и тоску, и отчаянную решимость испытываешь ты сам.

Читай и смотри дальше! Ты увидишь рисунки художника, стихи поэта, еще один рассказ. Все они —и Александр Бек, и Юрий Черепанов, и Константи^ЙШАЬе^ин, и Сусанна Георгиевская — были живыми частичками fmi славной армии, о которой рассказывают.

Александр БЕК

Из полкового сейфа принесли старую карту, склеенную из нескольких листков. Развернутая, она оказалась не квадратом, а широкой полоской и едва уместилась на длинном столе. Маленькая электролампочка, укрепленная на потолке, ярко освещала бледную сетку топографических значков, кое-где пересеченную линиями красного и синего карандаша. Карта звалась стотысячной: одному метру соответствовало сто километров местности.

В дни битвы под Москвой полоса, разостланная на столе, именовалась Волоколамским направлением. Здесь дрались панфиловцы. Ныне, к годовщине дивизии, они восстанавливали ее славную историю.

Многие из тех, кто собрался на этот вечер у командира полка Баурджана Мо-мыш-Улы, знали карту наизусть: на одном конце был район Волоколамска, на другом— Москва.

Кто-то поднял свешивающийся край и удивленно спросил:

■— Почему последний лист оборван? Почему здесь нет Москвы?

Все посмотрели на карту. Последний лист действительно выглядел странно: от него осталась лишь узкая лента, приклеенная к соседнему листу. Край был акку

ратно обрезан, но в середине, где разными шрифтами дважды повторялось слово «Крюково» — станция и село, бумага была порвана.

— У этого листа есть своя история,— сказал Момыш-Улы.— Разве она вам не известна?

Он оглядел собравшихся широко расставленными черными глазами. Никто не знал истории последнего листа. С разных сторон попросили:

— Расскажите!..

— Помните Сулиму,— спросил Момыш-Улы,— моего адъютанта? Он мог бы рассказать... Какого числа мы получили приказ отойти на Крюково?

— Двадцать девятого.

— Да, двадцать девятого ноября 1941 года. В этот день Сулима принес пакет: «Отойти, занять оборону в Крюкове». Я достал карту и не нашел Крюкова. Развернул новый лист... Ага, вот оно... И тут же, на этом же листе, огромное средоточие топографических знаков — Москва. Надо было намечать маршрут, давать распоряжения, а я смотрел и смотрел на сбежавшиеся вместе квадратики, кресты, полоски, на явственно проступающие ломаные и кольцеобразные просветы московских улиц.