Пионер 1980-12, страница 7

Окончила Валя семь классов, Екатерина Ми-трофановна внучку собирает в город:

— Езжай, подружка, учись нд ткачиху.

Приехала Валя в Кострому.

— Как до льнокомбината добраться?

— По улице Советской поедешь, потом по проспекту Текстильщиков. Аккурат и будет те-

"бе комбинат.

Знала ли она тогда, что этот маршрут станет в ее жизни единственным и самым главным, путеводной ее нитью?

День тот был осенний, пасмурный, небо висело над городом влажной, небеленой льняной простыней. И на душе было не очень весело: как-то оно все сложится?

Пришло время, девочек, поступивших в ФЗУ при льнокомбинате, повели в ткацкий цех. Помещение огромное, шум такой, словно перед самым носом грохочет порожний товарняк.

Только Валя и услышала, как первая ее учительница, ткачиха Анна Федоровна Пучкова, крикнула:

— Присма-атривайтесь...

Валя присматривается. Цеху нет конца и края. Станки интересные—так и ходят в них лопасти, так и ходят. Не станки—живые пряхи. Только куда пряхе с таким станком тягаться? Он точно запряг себе в подмогу тысячу ве

ретен. Все нити из веретен повдоль тянутся, а одна за белкой-челноком поперек них носится. Глазом не уследишь, как эти нити переплетаются чудным образом.

Валя потом рассказывала, каким ей цех тог-V. да показался, а Анна Федоровна смеялась:

— У нас это по-другому называется. Нити повдоль—основа. Нить поперечная, что за челноком бегает,—уток. Переплетает же их, плотно прибивает друг к дружке механизм по имени бердо. Да усвоишь еще, времени впереди много.

— А сколько учиться? — спрашивает Валя.

— Всю жизнь...

Глава, в которой рассказывается, как Валентина Плетнева училась быть мастерицей, и про то, почему солнце ходит по небу одной дорожкой

дотошная, сердечная. Про ткацкие станки гово рила как о существах живых.

— Это шестьдесят пятый? С норовом. Покапризничать, чертяка, любит. Но заправь его хорошо, смажь, на челночке всякую шероховатость сними наждачной бумагой—всю душу отдаст. Честное слово! Семьдесят шестой? Трудяга, каких поискать. Ненасытный, только подавай ему пряжу. Семьдесят третий—тот с хитрецой. Не любит, чтобы на нитях основы были узелки или утолщения. Всякий станок не любит, но этот особенно...

И Валя, правда, начинала относиться к станкам, словно к существам, которые понимают и слышат ее.

Так Анна Федоровна передавала девочкам свой опыт. Мастерство ее, словно по сообщающимся сосудам, как живая влага, переливалось от одного человека к другому. Через глаза, уши, сердце. И скоро Валентина стала работать на четырех, а потом и на шести станках. Управилась! Шесть станков—это, как говорят ткачихи, типовая норма. Но Плетнева не успокоилась. Еще, говорит, дайте. Шутка ли? С шестью бы справиться, а ей неймется. Ведь дело-то не простое. В один заправь шпули с уточной ниткой, с другого сними тепленький рулон материи, на третьем челнок застопорился. То носился, как угорелый, и вдруг — на тебе: встал.

Особенно обрывы нитей донимают. Просто напасть какая-то. С барабана на вал тянется тысяча нитей основы. Какая-нибудь ниточка, что послабее, возьмет и порвется. Ниточка эта протянута через ламельку, как через ушко иг-

Валентина Николаевна показывает свой цех школьницам. Может, кто-то из них найдет здесь и свою дорогу в жизни?..

И

Валя начала учиться.

Анна Федоровна Пучкова чем-то бабушку напоминала: такая же обстоятельная,