Пионер 1988-02, страница 19
же находился и проводник-кавказец, с кем-то беседовал. Официантка, зевнув, подала Юре меню. А Юра, ощупав карман, вдруг похолодел: деньги, переложенные из бумажника, исчезли. Плакали денежки, и Юра чуть не плакал. Теперь, если ссадят, то и домой не доберешься: в кармане всего рубль бумажный, рубль металлический, да, может, еще и мелочью рубль наберется. Итого, трешник... Снова подошла официантка. Вид у нее был усталый и презрительный. — Дайте бутерброд с колбасой и чай,— уныло распорядился Юра. А деваться-то ему некуда. Тогда он еще заказал нарзану, потом решился на второй бутерброд. Расплатился. Глядел в окно на убегавший вечер. Что было делать? Делать можно было многое. Много можно было еще совершить в этой жизни бессмысленных поступков. Например, залезть под стол. Так Юра и поступил, предварительно оглядевшись. Под скатертью его не было видно. «Буду здесь ночевать»,— решил он. Совсем поглупел человек от горя. Нет чтобы пробираться в общий вагон, где вообще не поймешь, кто на каком месте сидит. А тут еще перед ним чьи-то запоздалые ноги появились — да не чьи-то, а те самые, в белых шерстяных носках... «Мелиоратор»! Ноги вытянулись в Юру уткнулись. Эва! сказал старичок, заглянув под скатерть.— Да это никак опять ты. Да я смотрю, у тебя еще другая фамилия есть— «Шпион»! Он побагровел и вдруг как стукнет кулаком по столику: - Эй, вы, начальники! Эй, повара! У вас человек поесть спокойно может9 Или как? — И уже дрожащими пальцами вытаскивал свою знаменитую эмпээсовскую книжечку1 рефлекс такой у него был. Другой же рукой приподнимал скатерть А под скатертью Юрины кеды, а под скатертью Юрины брюки, а под скатертью и сам весь Юра Голованов... Все. Сейчас арестовывать будут добра молодца. Появился проводник-кавказец Зачем шумишь, товарищ дорогой? Не нервничай, пожалуйста. Мы сейчас этого безбородого очковтирателя выдворим. Ну, заяц! — наклонился он к Юре.— Выходи! ПРОДОЛЖЕНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ. К ОБЛОЖКЕ Виталий БАНЕВУР: «Работал на революцию...» Увидев на обложке фамилию Баневур, многие из вас удивятся. А может, и возмутятся. Ошибка! Опечатка! Не Баневур, а Бонивур! Поверьте, опечатки никакой нет. Бонивура никогда в действительности не существовало. А как же роман? Фильм?— вновь слышим мы возмущенные голоса Спросим в ответ а как же быть с «Повестью о настоящем человеке»? Ведь Мересьева тоже никогда не было Был и есть Маресьев. Писатель пишет не протокол истории, а литературное произведение. Он вправе давать своим героям любые фамилии. И все же Борис Полевой назвал Маресьева не Ивановым, а Мересьевым. А Дмитрий Нагишкин поменял в фамилии Баневура всего две буквы. Почему? Видимо, потому, чтобы всем и сразу было ясно «с кого» написаны их книги. Но чтобы судили об этих книгах не по правилам протокола а по правилам литературы. Девять лет Дмитрии Нагишкин собирал материалы и писал свой роман «Сердце Бонивура» Более тридцати лет его читают в разных странах и на разных языках. Есть правда жизни и правда вымысла. В романе Нагишкина вторая уверенно следует за первой. Те, кто читал книгу, смотрел фильм, увидят за внешними коллизиями сюжета суть человеческого характера не Бонивура— Баневура. Характера бойцовского, романтического. А теперь откроем Советский энциклопедический словарь. Читаем: «БАНЕВУР Виталий Борисович (1902—22), один из руководителей комсомольского подполья во Владивостоке, герои Гражданской войны. Член ВЛКСМ с 1920 г Убит белогвардейцами». От большинства людей осталось лишь тире между датами. От него — пять строчек. 20 лет жизни, и пять строчек. Как же надо было прожить эти короткие 20 лет, чтобы оставить след в истории? Вы, быть может, скажете: время другое. Героем тогда было стать легче. Казалось, героикои пропитана сама атмосфера. Но разве и тогда не жили люди по принципу «моя хата с краю»? Разве и тогда биографии многих двадцатилетних не получались составленными всего из трех глаголов «родился учился, женился...»? Героем быть трудно всегда. А во времена, когда воздух буквально прошит свинцом,— тем более. Нас не расстреляют за смелый поступок. Не загонят под ногти иглы за честное слово. И когда мы боимся сказать такое слово, и когда мы не решаемся на такой поступок, давайте вспомним Виталия Баневура 3—4. « Пионер» № 2. Ф |
