Пионер 1988-03, страница 32

говорят, тверже. Да... Далеко заехал Юра Голованов.

Кузнечики, однако, стрекочут так же...

Но к делу.

Юра раскрыл портфель, достал мяч, надул его, надел новенькие бутсы и стал сам с собой играть в футбол, обводя самого себя, передавая мяч самому себе и отнимая у самого себя. А вот и тезка — худенький мальчик со сросшимися, как у Кости, бровями. Поглядывает на Юру из-за забора, и непонятно, о чем думает.

— Чего смотришь? Иди, постукаем,— крикнул ему Юра Голованов.

Познакомились.

Юра назначил штангой пенек, а вторая титан-га — портфель. Встал в ворота и крикнул:

— А ну!

Юра Икс стукнул, а Юра Голованов так оценил его удар:

— Удар у тебя плохо поставлен. Отец, небось, не дает тренироваться,— тут же начал он разведку.

Юра Икс промолчал.

— А ты наплюй,— продолжал свое Юра Голованов. Ему вдруг захотелось расшевелить своего несчастного, сиротливого тезку, утешить, просто рассмешить: он твердо уверился, что никакого отчима у Юры Икс уже нет.— Они все, отцы, нудные. Мой, знаешь, как начнет! Я не против того.— передразнивал Юра,— чтоб ты играл в футбол. Но если при этом в балансе разбитые стекла и жалобы жильцов... А то еще заведет про какую-то бездуховность. Надо, мол, что-то такое иметь за душой. Что-то такое, этакое, особенное,— издевался он.— Хобю, что ли, какую особую. Хобю, понял?

Юра Икс оценил шутку, но разговор не поддержал. Похоже, он вообще был молчалив. .

— Ладно. — сказал тогда Юра Голованов.— продолжаем отрабатывать удар,— и опять стал в воротах.

Юра Икс равнодушно бил по мячу. Иногда он вообще бил мимо ворот, но когда удар оказывался точным. Юра Голованов неизменно брал мяч. Удар! Неожиданно сильный и меткий. Но Юра взял и этот мяч, очень спортивно упав и выкатившись из ворот.

— А вот и вратарь,— вдруг раздался мальчишеский голос.

Юра встал. Несколько поодаль стояла группа ребят в футболках.

— Тебя как звать, парнишка? — продолжал тот, кто сказал, коренастый подросток в очках, видимо, капитан.

— Мария Ивановна,— ответил Юра.

— Остряк, а? — покровительственно похлопал Юру по спине очкастый, обращаясь к остальным. Словом, так. У нас захандрил вратарь, а сейчас будет матч с артистами. Так что собирайся.

— С какими артистами?

Да с садовых участков. Ты что, нездешний?

— Здешний, - нашелся Юра,— только недавно тут живу.

— Вратарь что надо! — одобрительно сказал кто-то из ребят.

— Вообще-то я центр,— неуверенно пробормотал Юра.

— Центр — это я,— гордо сказал очкастый.— Пошли.

— Тезка...— позвал Юра.

— К черту! — властно сказал очкастый.- Он нам не нужен.

— Ладно, пошли,— решился Юра и отдал тезке свой портфель.

И ВОТ НЕ ПОЙМЕШЬ. КАКОЙ МЯЧ В ИГРЕ— ТО ЛИ ВООБРАЖАЕМЫЙ, ТО ЛИ САМЫЙ ЧТО НИ НА ЕСТЬ НАСТОЯЩИЙ...

Что ж, матч, так матч. И, оказывается, на кубок какого-то профессора Милашкина. Скучновато: счет еще не открыт. У местных блестящая защита. Пару или, там, тройку раз Юра ловил мяч — слабый, вялый, словно случайно докатившийся до ворот. А вот вратарь артистов — класс! Не дает ему спокойно жить Богданов — тот самый, очка-стый-коренастый. Обведет всех, потом словно перемигнется со своим правым краем: повторим, мол? А тот ему: повторим! Мяч у Богданова все же выхватывают из-под ног. Пас артистам. И тут впереди артиста сам словно мячик выпрыгивает, да так, будто из пустоты выныривает, тот самый правый крайний. И — пас Богданову. Удар!!! Ну, вратарь артистов, не умри. Нет, не умер. Взял.

Разозлился, наверное, Богданов, да и саданул за это кому-то из артистов по ноге. А вот это зря... Пострадавший корчился от боли на траве, пока его не унесли. За Юриной спиной— группка болельщиков. Сумбурно говорят, но понять можно: «Виктор Смаков». И его же почему-то именуют «дядя Гена». Бывает. Подковали, стало быть, тебя, дядя Гена...

Нет, вот он, дядя Гена! Здоровенный парень с усами. Выбежал на поле вместо пострадавшего. Он же, оказывается, и расплатится с Юрой за грехи Богданова — пробьет одиннадцатиметровый. Ну и ну!

— Долой! — закричали молодые болельщики местной команды.— Амбал с поля! На мыло Сма-кова! Дядя Гена, тебя невеста ждет!

А дядя Гена — ноль внимания. Зловеще, не торопясь, пристраивает мяч на траве.

— Теперь тебе хана,— послышался позади Юры чей-то сочувственный шепот.— У него жуткий удар. Смотри в оба.

— Давай, Витя-титя. Вмажь!— раздался грубый голос какого-то уже вполне взрослого, но не вполне хорошего человека.— На тебя смотрят Европа и Америка.

«А со мною вся моя страна»,— пришли вдруг Юре на ум, на подмогу слова из бравой милицейской песни, а сам он аж зазвенел всем телом от нетерпения.

Удар!!!

Юра взметнулся, и по нему садануло... Мячом это никак не назовешь — чугунное ядро. Вместе с ним он рухнул на землю и только по восторженным крикам болельщиков понял, что ворота спас.

До конца матча оставалось десять секунд, а счет гак и не был открыт. Наверно, и у них полагается дополнительное время...

После финального свистка Юру окружила вся команда.

— Ну, выдал ты!— восхищенно говорил Богданов. Другие хлопали Юру по спине, жали руки. Подошел и сам профессор Милашкин с большим хрустальным фужером в руках. Профессор был очень стар.

— Хвалю, хвалю, молодой человек,— сказал он.— Вы затмили самого э... Хомяковича, э... Химича. Надеюсь вручить вам этот кубок.

Это он, наверно, о Хомиче — легендарном динамовском вратаре. Небось, и видел его, да забыл фамилию. Так ему и положено: профессор старый и рассеянный, весь в науке. Но Юре вдруг показа

©