Пионер 1988-04, страница 26

— Ойго, амиго! — сказал я.— Тенемос ке комер альго! Эс тьемпо пара альмуэрсо!

Слово «альмуэрсо» — «обед» произвело благоприятное впечатление. Через несколько мгновешш в комнате появился мальчишка, получил от меня деньги, а от полицейского подробную инструкцию. Он вернулся с обедом на двоих и парой бутылок отличного чилииского вина.

— Ты не уходи далеко,— сказал полицейский мальчишке.— Может, еще придется сбегать.

Мы вкусно и неторопливо пообедали. Потом небрежно, как бы между прочим, я поинтересовался, откуда можно позвонить в город. Телефон оказался в соседней комнате.

Благодаря вмешательству влиятельного сенатора, кандидата на президентский пост, меня освободили быстро. Когда старенькое рыжее такси отъехало от здания аэропорта, я обернулся. Широкоплечий блондин, положив руку на кольт, провожал машину взглядом, а из-за его спины махал фуражкой мой славный, добродушный страж...

Теперь размышляю: почему в «Школе» отец упомянул именно Коста-Рику, а не какое-либо иное государство? И почему кунцевская пшенная каша с подсолнечным маслом называлась не «Фудзияма», не «Килиманджаро», которые повидать мне не довелось, а «Попокальтепек», четкими контурами которого любовался не раз?.. И вообще, отчего то и дело наталкиваюсь на неожиданные совпадения? Почему совпадений так много?

Наверное, их ни много ни мало, они просто бесконечны, как бесконечно сложна жизнь. Стоит в нее только чуть пристальнее вглядеться.

Вспоминается еще один случай.

В пятьдесят восьмом году вдвоем с Владимиром Ерофеевым, шофером геологической экспедиции, которую возглавлял академик Брод, мы заблудились в пустыне Каракумы.

Сначала, потеряв ориентировку, кружили довольно беззаботно на «уазике» по гладким, как асфальт, просторным коричневым такырам. Потом все-таки вроде определились, нашли на карте свое место. Двинулись через Узбой, старое русло Сыр-дарьи. Была середина мая, и по Узбою еще струились ручеики горькой воды. Один из таких узких и, как подумалось, мелких ручьев Володя решил

проскочить с хода. «Уазик» резко наклонился, капот по ветровое стекло ушел в воду, задние колеса повисли в воздухе.

Поначалу, сгоряча, все показалось не таким уж серьезным. Выскочили из машины, взялись за лопаты, попробовали ковырять спекшуюся глину... Куда там!

— Как с водой?— спросил я.

— С водой порядок,— уверенно ответил Володя. Он начал открывать канистры. Их было четыре. Во всех оказался бензин.

— Попробуем из радиатора?

— Да разве достанешь?

Мы забрались в тень под задние колеса. Подсчитали запасы: плитка шоколада, два лимона. Расстелили карту. Решили идти на север, туда, где километрах в тридцати должна находиться стоянка геологов, которые исследовали засыпанную песками линзу пресной воды.

— Надень свитер,— сказал я.

— Да ты что... И так жарко!

Тридцать километров — если напрямик. А если следовать извивам Узбоя, то куда больше. Но едва мы углубились в барханы и начало скрываться из глаз глубокое мертвое ущелье, как, не сговариваясь, опять повернули к Узбою. Все-таки оно напоминало дорогу, какой-то путь... Очень серьезная штука — бескрайние сыпучие пески.

Вскоре нас стало трое. Появилась птица. Большая, темная, с длинной шеей без перьев, она поджидала, пока мы приблизимся. Лениво взмахнув крыльями, отлетала на пару сотен шагов, снова садилась на землю и ждала...

— Надень свитер,— снова сказал я Володе на этот раз уже сердито.— Так надо! Нельзя терять влагу!

Ерофеев послушался.

Шаг... шаг... шаг... Очень важно втянуться в движение, почувствовать его ритм. И важно, чтобы глупые мысли не лезли в голову.

«Правильно, сынок! — услышал я родной глуховатый голос.— Шаг ровный, быстрый, но не торопливый. Привалы делать редко, но такие, чтоб отдохнуть».

«Да, папка, да! Я помню! Ты уже мне говорил когда-то. Но когда это было?»

t