Пионер 1988-04, страница 28

Аркадий Петрович, Лия Лазаревна, Тимур. 1930 год. Архангельск.

Шли пешком по берегу моря. Думали. Разговаривали. «У моря другого берега нет» (Тимур).

Шли, шли и пришли наконец.

В «Дальние страны».

Говорят, что «Дальние страны» — очень милая и грациозная повесть».

О том, как летом тридцать первого мы жили с отцом в «Артеке», о его работе, отношении к ребятам, в том числе и к своему сыну, лучше всего рассказывают строчки из дневника.

«У некоторых ребят попадаются мои книги. У одного «Обыкновенная биография» с моим портретом, где я снят в военной форме 11 лет назад. И они ходили за мной и рассматривали».

«Тимур в отряде. Он уверен, что я записал его в пионеры. Он спит в общей палате, становится на линейку — и вообще ведет себя, как гордый своим званием образцовый пионер... Он самый маленький и забавный».

«Физкультурник. Опытен, но опыт построен на изучении до тонкости техники воздействия на ребят, но не на понимании самих ребят. Похож на тореодора и на бывшего офицера».

«Попросил перевести Тимуренка за хулиганство в другую палату».

Доканчиваю «Дальние страны». Петька. Стог сена. Усталость. (Сказать или не сказать) Иван Михайлович. Песня Еромолая. А ведь это Еромо-лай убил Егора...».

«Море, скала, шторм. Мы с Тимуром на берегу. Кидали камни и хохотали, когда брызги долетали до лица».

«Все дни настроение было хорошее. А сегодня опять тревожно».

«Очень много работал над «Дальними странами» — с утра до ночи».

«Всю ночь мучили сны:

— И я разбил льдинку на тысячи мелких кусков, и она разлетелась на тысячи сверкающих льдинок. Но перед тем, как разбиться, она крик

нула: «Глупый, когда взойдет теплое солнце, я опять сольюсь в одно целое!»

Теперь, читая отцовский дневник и зная, как все было дальше, ясно вижу, что он предчувствовал надвигающуюся беду. Но и тогда я, малыш, скорее всего по поведению отца, а может, и просто инстинктивно ощущал, как на светлую жизнь наползает туча.

Вот еще из дневника:

«Солнце. Золотая осень... Черкеска Тимура, его красная матросская бескозырка. Тревога... Нарастающая по часам, по минутам тревога... молчаливая, спрятанная внутрь, не видимая и не понятная никому, кроме моего родного мальченыша Тимуреныша.

— Папка! Ну, что ты все молчишь? То говорил,

а то молчишь? Ну, папочка!»

* * *

Двухмачтовая с косыми парусами шхуна «Ин-дига» бороздит восточные моря. С юга, от синей воды, от сладковатого запаха джунглей она поднимается в высокие широты. На подходе к Командорским островам ванты начинают белеть от инея. Острый, как шпага, бушприт пронизывает волны и пространство...

На страничках писем-сказок, писем-рассказов, которые приходили ко мне с Дальнего Востока, отец оставлял свободные от текста окошки, и художник «Тихоокеанской звезды» заполнял их рисунками.

В письмах вымысел переплетался с былью. Отец много ездил, выходил в море, побывал на границе с Маньчжурией, на озере Занко, отправлялся в тайгу...

Название шхуны тоже было придумано не случайно. В двадцать третьем году, когда Аркадий Голиков, получив первый шестимесячный отпуск для лечения, начал писать в Красноярске повесть «В дни поражений и побед», история шеле-стнула на Дальнем Востоке последней страничкой гражданской войны.

Белый генерал Пепеляев с большим отрядом, состоявшим главным образом из офицеров, продвигался к Якутску. Они заняли Охотск и Аян. Пепеляев хотел перебраться в Америку или при благоприятных обстоятельствах отсидеться в Якутске, получить там от США помощь.

Охотское море еще не освободилось полностью от льдов, когда отряд красноармейцев на двух стареньких пароходах отправился на север. Командовал отрядом Степан Вострецов. Аркадий Голиков встречался с ним в двадцатом на Западном фронте, где Вострецов командовал полком.

Пробравшись через льды и туманы, отряд Степана Вострецова неожиданно для белых высадился в Аяне. Белогвардейцы были разгромлены. Генерал Пепеляев взят в плен. За эту смелую операцию Степан Вострецов награжден четвертым орденом Красного Знамени. Потом он командовал прославленной 27-й Омской Краснознаменной стрелковой дивизией имени Итальянского пролетариата.

Один из пароходов, на котором отряд Вострецова пробился к Аяну, назывался «Индигирка»...

Иногда к письмам, рассказывавшим о приключении шхуны «Индига», отец добавлял схемы: «Вот здесь притаился капитан Дик с ружьем, здесь прошел тигр, а на этом дереве сидела предательница-сорока, которая все дело испортила...»

В дневнике отец записал:

®