Пионер 1988-07, страница 6

так же как и те воскресенья, оказывались вдруг близко-близко, я был здесь, в своей комнате, на кровати, но в то же время я бродил там, в этих днях, которые, как поезд, проносились передо мной, и в окнах поезда сидели все одни и те же люди — я, Иван, Леха, мать с отцом и еще другие.

А вот и вправду поезд, мы едем на север, в Прибалтику, туда, где растут сосны, светит неяркое солнышко, шумит море, ходят красиво одетые люди и вместо русских слов везде написаны нерусские...

Я лежу на верхней полке, и надо мной впервые в жизни так близко потолок, я смотрю па него и думаю: вот мы едем, а что там, впереди, что это за Прибалтика, совершенно неизвестно и непонятно. И от этих мыслей, и от каких-то других мне так грустно, но я не могу ничего сказать, потому что мать внизу, где-то далеко, и потолок вагона надвигается на меня — все ближе, ближе...

И вдруг я увидел Георгину.

Я встретил ее там, в Прибалтике, в маленьком городке, куда мы тогда на этом странном поезде приехали. Это был очень уютный городок, в нем все было уютно и немножко сказочно, хотя по чистым асфальтовым дорожкам, и по чистой траве, и по рыжим иголкам между сосен ходили вовсе не сказочные отдыхающие с полотенцами и в резиновых шлепанцах, с газетами в руках и с кулечками малины, которую продавали местные тети. И во всех урнах лежали эти старые газетки, разрезанные на кусочки и заляпанные малиной.

Однако это был вовсе не тот город, и я это понял, когда увидел там Георгину.

Она куда-то шла, наверное, купаться... У меня перехватило дыхание, так как я ее сразу узнал и никак не мог догадаться, знает ли она меня или нет, я примостился за какой-то сосной и стал смотреть, как она идет.

Георгина уже была довольно взрослая, в какой-то модной куртке, черноволосая, смуглая, с синими глазами, с острым носиком, на ней еще было жутко красивое платье, а ноги в модных кроссовках с белыми гольфиками. «Во дает!» — подумал я, и дыхание у меня перехватило еще больше.

Георгина уходила дальше, туда, где сосны расступались и начиналось море. Я решил, что она действительно идет купаться, и обрадовался. Может, я решил, что поплыву за ней и прямо там, как бы между прочим, познакомлюсь. Но вдруг я увидел маленький домик, огороженный металлической сеткой. Напротив домика, на небольшой асфальтовой площадке стоял яркий автобус, в нем сидели ребята в спортивных костюмах, зеленого такого цвета. Георгина тоже села в автобус, и ребята приветливо замахали ей руками со своих мест, заулыбались, приглашая присесть рядом.

— Это команда по неизвестному в нашей стране виду спорта. Они приехали обмениваться опытом,- сказал кто-то рядом со мной четким голосом радиодиктора. Но я почему-то не стал оглядываться и смотреть, кто это, почему-то мне это было неинтересно.

Я сидел около сосен на желтых, высохших иголках и смотрел в окно автобуса на Георгину. Она с кем-то там, в автобусе, разговаривала и смеялась. Рядом со мной сидели другие люди, мы расположились здесь, как будто в цирке. Мне было неудобно: иностранцев, что ли, никогда не видели, но люди так же внимательно, как и я, смотрели на Георгину.

«Пускай смотрят»,— решил я и опять взгля

нул на автобус. Но там Георгины уже не было.

Она стояла на крыше автобуса, задрав голову, очень прямая, в майке, трусиках, гольфах и кроссовках.

Потом она взмахнула руками, и... Дальше я полетел, но как будто не сам, а вместе с Георгиной: сначала над соснами, потом выше, потом чуть не упа.п вместе с ней на какую-то крышу, потом сделал крутой, длинный вираж в сторону моря...

«Ну ладно, хватит,— резко подумал я и проснулся.— Надоело».

Мне совсем не хотелось спать.

Тогда я стал мысленно разговаривать с Иваном.

— Понимаешь, Иван,— сказал я ему тихо, но убежденно.— ты зря смеешься над ней. Она нормальная девчонка, хотя и член сборной команды по свободному полету. Другая бы на ее месте была бы вообще как пуп земли, а она ничего...

«Ничего — пустое место»,— пронеслось у меня в голове.

И тут я опять куда-то соскользнул...

Мы опять были в том же самом городке. Только теперь мы не летали, а просто сидели на пляже — втроем, с Иваном. Сидели мы молча, просто смотрели на море, и все. И было непонятно, то ли мы уже познакомились с Георгиной, то ли просто сидим рядом. Иван все время ухмылялся и строил мне рожи, ну что, мол, как? А я делал вид, что всего этого не замечаю, и старался попасть взглядом туда, куда не отрываясь смотрела Георгина.

И тут Иван сказал:

— Георгины на свадьбу не дарят.

Оказывается, это была свадьба. И женился не

кто-нибудь, а я. На Георгине.

— Ну. полетели, что ли?- хмуро спросил Иван.

— Кто полетели?— испуганно спросил я Ивана.

— Не кто, а куда,— опять очень хмуро сказал Иван,— к тебе на свадьбу, балда гороховая. Меня правительство назначило к тебе на свадьбу посаженым отцом. Сейчас она нас всех повезет на буксире, и мы полетим тоже...

А я тоже полечу?— спросил Леха.

— И ты тоже...— сказал Иван, встал и подошел к Георгине.

— Ну ладно, пока. Я потом приеду, когда все кончится, свадьба эта дурацкая...— сказал я и сам не понял, кому я это сказал. Оказалось, это были мои родители. Они тоже стояли здесь, в темноте. Тут же стояли и родители Лехи, и мать Ивана.

Это был какой-то холм, на нем рос редкий кустарник, а вокруг, в тумане, лежала большая зеленая долина, чуть дальше блестела река, и было очень красиво. Вот только холм был высокий, и из-за тумана не виден спуск, и вообще страшно ступить вперед, внизу земли не видно.

Я поежился и тоже встал. Рядом стояли Иван с Георгиной. Леха торопливо подходил к нам.

И мы наконец полетели.

«Ну и сон»,— подумал я, когда проснулся.

И начал собираться в школу.

В школу мне, понятное дело, идти не хотелось. Ни сегодня, ни завтра, ни вообще в ближайшее время.

Но я и так уже пропустил два дня.

По дороге ко мне привязался какой-то щенок— совершенно глупый: он кусал меня за ботинки, спотыкался и рычал.

Я не выдержал, сунул его в портфель и бросился мимо дежурной учительницы под отчаянную трель звонка... ₉

О