Пионер 1989-02, страница 26

— А правда, что в Москве все машины красного цвета?

ную Испанию: видел две старые и новую столицы — Валья-долид, Толедо и Мадрид, вдыхал свежесть арагонских лесов, вслушивался в гул портовых городов, глотал красную пыль на андалусийских дорогах. Так почему же все-таки однажды вечером (почему-то кажется, что случилось это таинство непременно под вечер) он, обмакнув гусиное перо в оловянную чернильницу, вывел именно эту, ставшую классической фразу: «В некоем селении Ла-Манчи, имени которого мне не хочется упоминать, жил один идальго...»?

Говорят, здесь жила его первая любовь донья Ана Map-тинес Сарко де Моралес. Отсюда же родом и жена писателя Каталина Паласиос, дядю которой звали Алонсо Кихада (улавливаете созвучие — Кихада и Кихот?). А может быть. Сервантес считал, что характер жителей этого края лучше всего отвечает представлению об испанцах? Пусть ломают себе головы историки, литературоведы, писатели! Только для местных жителей здесь не кроется никакой тайны, никакой загадки. Каждый из них знает правду, которую Сервантес просто скрыл для того, чтобы никого не обидеть.

— Вы верите, что Кихот— лицо подлинное, что он и в самом деле жил на вашей земле? — не раз я спрашивал крестьян в разных деревнях Ла-Манчи. И неизменно слышал в ответ:

— Конечно, сеньор! Как вы могли сомневаться?

А в некоторых селах добавляли:

— У нас до сих пор живут родственники и дона Кихады и Санчо Пансы.

На память приходит встреча в Пуэрто-Лаписе, откуда, как считают некоторые ученые, начинался в романе первый выезд благородного рыцаря. В придорожном ресторане есть дворик — патио. Это своеобразный музейчик под открытым небом: старинный колодец, телега, предметы домашнего обихода прошлого. Опасаясь, как бы я не уехал, ограничившись лишь осмотром и ничего не отведав, ко мне подходит пожилой официант:

— Да-да, сеньор, именно здесь усталые путники провели ночь перед посвящением Дон Кихота в рыцари. Наш постоялый двор всегда славился хорошей кухней.

Напрасно я ссылался на такого верного свидетеля, как Сервантес. А он писал, что здесь идальго дали кусок соленой трески и черный заплесневевший хлеб.

— Вы читали плохой перевод романа,— сразу нашелся официант. Деваться было некуда, но, честно говоря, кормили здесь несравненно лучше, чем в те далекие времена. Поднося мясо и сыр, официант приговаривал:

— Вот видите, а вы не хотели мне верить... Да вам любой мальчишка скажет, что здесь Дон Кихот...

О том, что ты находишься в Ла-Манче, а не где-нибудь еще, постоянно напоминают монументы писателю и его героям, улицы и площади, носящие их имена. Даже дорожные указатели здесь изготовлены в форме копья Рыцаря Печального Образа. А названия населенных пунктов, нанесенные на местные карты! Они словно сошли со страниц романа— Кинтанар. Антекера, Монтесинос, Алькобендас, Альмодовар... Здесь каждый эпизод книги растолкует на свой лад мэр. учитель, врач, крестьянин, пастух, но в каждом рассказе будет фигурировать их родное селение.

— Да, это у нас, в Кампо-де-Криптане, шло сражение с мельницами. А мальчишку Андреса пороли возле Кинта-нара. Случай со львом произошел в Бельмонте... Нет-нет, каторжников, помилуй бог, добрый сеньор отпустил далеко от наших мест...

Стоит ли после этого удивляться, что версию о том,¹ будто идея романа, его первые главы родились у Сервантеса в севильской тюрьме, Ла-Манча начисто отвергает. Причем приводит свой «веский» аргумент — городок Аргамаси-лья-де-Альба.

Впервые я попал в него под вечер. Солнечный шар был раскален до предела, просто не верилось, что дело идет к закату. Поднимая густую пыль, путаясь под колесами