Пионер 1989-02, страница 50

I

сатель, дабы избежать каких-либо неточностей в мелочах, изменил одну букву в фамилии героя «Маресьев— Мересьев» и по-новому назвал тех, кто с ним общался.

Но жизнь не стоит на месте. Прошло несколько месяцев, и «белые пятна», беспокоившие автора, прояснились. Первую весть принесла мама Алексея Петровича. «Послушай, сынок, это же про тебя»,— сказала она, услышав передачу по московскому радио. Да, это было о нем — летчике Маресьеве — и он тут же позвонил домой Борису Николаевичу. «Мне бы хотелось с вами встретиться»,— зазвучал в трубке хрипловатый, мужественный, как будто знакомый, но уже позабытый голос»,— напишет позже Полевой. «А с кем я разговариваю?»— «С гвардии майором Алексеем Маресьевым».

Они встретились. Теперь уже на долгие-долгие годы. И послесловие к «Повести о настоящем человеке» дополнилось новыми сведениями о военной судьбе Маресьева. После памятного разговора в землянке он сбил под Орлом трех фашистских ястребов, а в битвах за Прибалтику его боевой счет увеличился еще на два самолета противника. Высшую награду Родины — звание Героя Советского Союза— заслужил Алексей Петрович Маресьев, чье мастерство пилота при тяжком физическом состоянии (он летал без обеих ног) оказалось выше обычных человеческих возможностей.

Наше желание быстро дать «Повесть» юному читателю осуществилось.

К «Новинкам» (они получили очередной номер 20—21) Борис Николаевич написал обращение к юным читателям, Поскольку оно публиковалось один лишь раз (именно тогда, в 1947 году), приводим его здесь полностью:

Дорогие ребята!

Меня часто спрашивают— под силу ли человеку совершить то, что совершает герой этой книги. Ведь .многое из рассказанного в пей кажется невероятным. На эти вопросы я с удовольствием отвечаю — да, под силу!

Судьба героя этой повести лишний раз говорит о том, па какие высоты самоотверженного подвига поднимается человек, одухотворенный идеей большевизма.

Все, о чем я рассказываю, действительно произошло с Героем Советского Союза Алексеем Маресьевым. Пример его показывает, что для Настоящего Советского Человека в жизни нет пепреодоли-мых препятствий. Москва. Июнь 1947 г.

Б. Нолевой.

...Вечером после служебного дня я спускался на эскалаторе станции метро «Дзержинская». Ступенькой ниже стоял парнишка лет 14 в расстегнутой замызганной курточке. Наклонив голову, он прильнул глазами к какому-то печатному листку с двухколонным набором и броской надписью: «Часть вторая».

Любопытно, подумалось мне: сигнального экземпляра «Новинок» у нас в редакции еще не было, а в руках у парнишки — я это отчетливо видел — знакомые мне страницы из «Новинок». «Тут что-то не то»,— решил я и наутро позвонил давнему знакомому, печатнику фабрики «Детская книга № 1» Ефиму Тарасовичу Тарасову. Он нисколько не удивился моему звонку. «У нас в ротационном целое ЧП. Растаскивают Полевого по страничке. Добро бы брали приправочные листы, они краской подпорчены, а то хватают прямо из тиража. Сладу нет с этими охапьниками-фэзэушниками, хоть и польза от них. а все же...»

Да, такого еще не было. Популярность «Повести...» огромная: читают листы прямо из машины, берут с собой на обед и, чего греха таить, уносят домой. Успех успехом, но мириться с подобными вещами невозможно. Охрану в цехах и у машин усипили, а наиболее рьяных досматривали в проходной...

Прошло несколько дней. В красном уголке типографии полным-полно народу. Повидаться с автором «Повести о настоящем человеке» пришли все свободные от смены. Борис Николаевич oxojho отвечал на вопросы. СУд в Нюрнберге. Разгромленный рейхстаг со стенами, ис-' " Иван - по-

Ш

!йые тела¹ детей. Jv v\sr

о «роке». И, конечно, все, что касается героя из героев — летчика Маресьева, летавшего без обеих ног и не знавшего поражения. Вопросам несть числа...

Разговор подходил к концу. Борис Николаевич от усталости взмок, прядь волос прилипла ко лбу. И в ту' минуту, когда он с помощью директора типографии Агальцова пробирался к выходу, к нему подошел какой-то малец из фабричных учеников в курточке и черной косоворотке с белыми пуговицами и, явно смущаясь, сунул ему в руку книжку в светло-желтой обертке. «Это вам, товарищ писатель. Сам смастерил. Если что, не взыщите...» И мы, шедшие радом, узнали долгожданный экземпляр «Новинок» с «Повестью о настоящем человеке». Но экземпляр этот был не фабричный со швейного потока переппетного цеха, а самодельный, по левому краю выделялись крупные стежки суровых ниток,и сшивка была грубая, ручная, «шилом на прокол», как шутят переплетчики.

Борис Николаевич явно растерялся, но. благороднейший из благородных людей на свете, он понял, что этот мальчишка-фэзэушник дарит ему самое дорогое, чем обладает. «Спасибо за первенца»,— улыбнулся писатель и, вынув из кармана пиджака роскошную заморскую шариковую диковинку, поставил подпись под фотографией на обложке: он в военной форме с погонами полковника — три звездочки на просвете. Подписался привычно: буква «Б» с длинной поверху черточкой и под ней, как под надежным прикрытием, фамилия и дата: «Полевой. Август ,1947». И, ласково поглядев, возвратил парнишке его самодельный экземпляр, далекий от переплетного искусства.

Свирепый взгляд директора не осложнил ситуации. Мальчик, а это был тот самый незнакомец, которого я видел на эскалаторе, с явным удовольствием схватил драгоценную реликвию из незаконно собранных листов и моментально смылся, благо двери из красного уголка выходили прямо в открытый двор.

...Больше 40 лет прошло с тех пор. Никогда больше не видел я того типографского ученика-фэзэ-ушника, но верю, что он жив, что подобных ЧП в жизни его уже не было, а самодельный экземпляр «Повести о настоящем человеке» с авторской подписью бережно хранится у него в семье. И кто знает, попадется ему на глаза эта публикация, и он вспомнит во всех подробностях, как впервые познакомился с одной из самых невероятных и героических историй военного времени.

48