Пионер 1989-08, страница 35

устали любуется достоинствами своих друзей. Но глаз у нее острый, слабости она умеет примечать. Вообще у нее есть замечательное свойство, не так уж часто встречающееся: талант к дружбе. Нежная дружба связывала ее с двоюродной сестрой Анетой Вульф, сентиментальная дружба — с Феодосией Полторацкой, веселая дружба с Дельвигом, влюбленная дружба — с Пушкиным.

Два щедрых дара определили судьбу Анны Керн: она была очень красива и она умела ценить красоту во всем — в природе, в людях, в музыке, в литературе.

В ранней юности красота не принесла счастья Анете: ею пленился пожилой генерал, и 16-летнюю девочку против ее воли выдали замуж за человека, который был в три с лишним раза старше да еще отличался грубыми манерами, был вспыльчив и неуживчив. Мудрено ли, что брак оказался решительно неудачным! Что из этого вышло, мы знаем по ее «Дневнику». Кроткая и «безобидная» — так она сама себя называла — Анна Петровна в конце концов решилась на разрыв с опостылевшим супругом, с опостылевшим образом жизни провинциальной генеральши и уехала в Петербург. По тем временам это был поступок нешуточный — он нанес сокрушительный удар репутации Анны Керн и к тому же обрек ее на жизнь, как тогда говорили, «в стесненных обстоятельствах». Но о своем «сумасбродстве» она, похоже, так никогда и не пожалела.

Пушкин угадал в ней скрытую за внешней кротостью решительность: «...у нее робкие манеры и смелые поступки»,— писал он задолго до того, как Анна Петровна подтвердила эту характеристику.

А вот она при первой встрече не угадала в Пушкине поэта. И вообще не обратила на него внимания.

♦ • »

Они встретились в доме ее тетки, Елизаветы Марковны Олениной, супруги президента Академии художеств, директора Публичной библиотеки. В гостиной Олениных собирались поэты, писатели, художники, акторы. Главным гостем в тот вечер был прославленный Иван Андреевич Крылов. Он участвовал в литературных играх, ему выпало по фанту читать свою басню, что он и сделал к восторгу публики. Ему почтительно внимали, и лишь немногие позволяли себе в его присутствии глазеть по сторонам. Пушкин— позволял. Его взор то и дело обращался к прелестному, ясному лицу Анеты Керн. Когда играли в шарады и Анета изображала Клеопатру, Пушкин обратился к ней с шутливым замечанием, но его слова показались ей дерзкими и остались без ответа. Юному поэту так и не удалось завладеть вниманием красавицы — им прочно завладел старый баснописец. Неудивительно: ведь имя Пушкина ничего не говорило Анне Петровне, стихов его она еще не читала.

Они стали ей известны в скором времени и сразу же ее покорили. Теперь уже Анна Петровна стала искать возможности увидеть Пушкина. Она была способна на «смелые поступки»— и первая написала поэту, с которым почти не была знакома. Для приличия письмо было спрятано в послание их общего знакомого, Аркадия Гавриловича Родзян-ки — несколько реплик, вкрапленных в текст. Пушкин ответил стихами, легкими и нескромными. В руки Керн они попали месяц спустя, в Тригорском.

Она приехала туда в гости к горячо любимым сестрам и тетушке на этот раз с тайной целью: увидеть Пушкина. Желание ее сбылось. Вот как она рассказала об этой встрече четверть века спустя. «Мы сидели за обедом... как вдруг вошел Пушкин с большой, толстой палкой в руках... Тетушка, подле которой я сидела, мне его представила, он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость видна была в его движениях. Я тоже не нашлась ничего ему сказать, и мы не скоро ознакомились и заговорили. Да и трудно было с ним вдруг сблизиться: он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен,— и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту».

В Тригорском жизнь шла по своим, тригорским законам. Прасковья Александровна усердно занималась хозяйством, памятуя, что летом день год кормит. Алина прилежно склонялась над пяльцами или музицировала. Зизи проказничала. Анна следила преданным взглядом за боготворимым Александром. А Анна Петровна, вырвавшись из несносного генеральского дома, веселилась, как могла; напропалую кокетничала с кузеном Вуль-фом и с Пушкиным, секретничала с подругой и тезкой Анетой, шутила с Зизи, днем со всеми гуляла в просторном парке или отправлялась в лес, вечерами пела в гостиной Тригорского дома.

Пушкину особенно понравился один такой вечер/ когда Анна Петровна спела романс на стихи поэта Ивана Козлова «Венецианская ночь». «Скажи от меня Козлову,— писал он вскоре П. А. Плетневу,— что недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поет его "Венецианскую ночь»... я обещал известить о том милого вдохновенного слепца. Жаль, что он не увидит ее, но пусть вообразит себе красоту и задушевность — по крайней мере дай Вог ему ее слышать!» А для Анны Петровны самым сильным впечатлением тех дней было чтение Пушкиным «Цыган». Однажды он явился в Тригорское с большой черной тетрадью и сказал, что принес ее для Керн. Когда все взрослые обитатели поместья собрались в гостиной, Пушкин прочитал им недавно законченную поэму.

«Впервые мы слышали эту чудную поэму, и... я никогда не забуду того восторга, который охватил мою душу,— рассказывала потом Анна Петровна.— Я была в упоении как от текучих стихов этой чудной поэмы, так и от его чтения, в котором было столько музыкальности, что я истаивала от наслаждения; он имел голос певучий, мелодический и, как он говорит про Овидия в своих «Цыганах»:

«И голос шуму вод подобный».

Когда настало время уезжать, на прощание решили устроить прогулку в Михайловское. Отправились туда после ужина, в двух экипажах. Погода была па диво хороша — лунная июльская ночь. Пушкин в роли радушного хозяина был любезен и оживлен. По просьбе Прасковьи Александровны он показывал парк Анне Керн, доселе там не бывавшей. Они не пошли по центральной Еловой аллее, а свернули в Липовую, к старым деревьям, корни которых «...вились, что заставляло меня спотыкаться, а моего спутника вздрагивать»,— как вспоминала потом Анна Петровна.

Утром следующего дня, явившись с визитом к дамам в Тригорское, Пушкин в гостиной протя-

32