Пионер 1989-09, страница 63
Вася отодвинул бровью брюковку со лба, высунул наружу живой глаз, но мышку но увидел. Беспробудная тьма окружала Васю, и холод, тусклый холод пронизывал его насквозь, гнилой холод, нехороший. В холоде очень хотелось есть, и Вася стал грызть огурцы и отвратительно сладкую брюкву. «Капитан-то, конечно, найдет меня,— думал он.— Найдет, если будет от платка танцевать». Этот возможный танец капитана и старшины слегка успокаивал душу, но холод проникал в грудь, и Вася замерзал, чувствуя, что превращается в брюкву. «А Матрос?— думал Вася.— Где же Матрос? Он-то мог бы хоть подкоп сделать». Конечно, Вася не знал, что Матросу надо было делать два подкопа. Сам он по-прежнему сидел в камере предварительного заключения и раздумывал на тему: можно ли собачьим носом прошибить бетонный пол? «Как жалко, что человеческий глаз не видит ничего в темноте,— печалился Вася,— сова видит, а я— нет. Надо бы научиться, натренироваться». От нечего делать он яростно стал напрягать зрение, но не виделось ни зги. «Начну с малого, думал Вася. Попробую увидеть собственную руку». Он поднес пальцы к носу, и дол го-дол го нахмуривал брови, и вдруг разглядел что-то, не поймешь что. «Мираж! — подумал Вася.— Какой-то мираж!» Но нет, это был не мираж, это был ноготь большого Васиного пальца. Тот самый знакомый ноготь, аккуратно постриженный в прошлом году садовыми ножницами, когда все трактористы обрабатывали колхозный сад. «Боже мой! Неужели это он! — восклицал про себя Вася,— неужели у меня появляется ночное подвальное зрение?» Тут Вася покивал себе ногтем и стал напрягаться дальше. Скоро в поле напряженного зрения появился указательный палец, за ним средний, безымянный. Только мизинец никак не поддавался. «Тонковат»,— думал Вася. Примерно через час взгляд ого добрался до мизинца, и Вася приказал зрению двинуться дальше, напрямик, к бочке с капустой. Зрение двинулось, рассекая темноту. Бочка долго не объявлялась. Наконец, что-то задрожало, замаячило бочкообразное вдали, но виделось призрачно, зыбко и шатко. То и дело возникали какие-то продолговатые помехи. «Тут уж не до четкости изображения*, рассуждал Вася, обретающий ночное полутелеви-зиоиное зрение. Вдруг он услышал какой-то шорох. Кто-то ко-рябался внизу, под брюквой. Неужели Матрос? Неужели подкоп Матроса под погреб?! Тут брюква зашевелилась и из нее высунулось... О, боже! Неужели такая огромная крыса?! Что это? Какой Матрос? Какой подкоп? Ночным своим, почти уже совсем телевизионным голубым зрением Вася увидел руку! Человеческую руку, которая, разбрасывая брюкву, тянулась к нему. На этой руке блистал серебряный перстень с бирюзою! Ужас охватил Куролесова. Никогда прежде он не видел таких рук, торчащих во мраке погреба. А рука лезла все дальше и дальше, потом появилась и вторая рука и кудлатая голова подземного существа. Существо вылезло из брюквы, отряхнулось иг шаря руками в темноте, сказало тоненьким голосом: — Где же тут огурцы? Жутко и жалко прозвучал этот вопрос в сырости погреба, и Куролесов ответил на него по-своему. Он сжался в пружину и прыгнул. Пролетев по воздуху тридцать четыре, как потом подсчитали, сантиметра, он обрушился на подземное существо. И тут раздался такой крик, какого ни я, ни Вася, ни вы, дорогие читатели, больше никогда в жизни не услышите. ОКОНЧАНИЕ В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ. < ' л |
