Пионер 1989-10, страница 8
Владислав КРАПИВИН Рисунки Е. МЕДВЕДЕВА. ПОВЕСТЬ ...— Я так намучилась за эту смену! Вожатые всо девчонки-пероокурсницы, толку никакого, все на нас, на воспитателях. А нынешние дети — сама знаешь... — Иди ты с этой работы. Пока не поздно... — Ох, не говори! Хоть в вахтеры ушла бы. Да ведь стаж... В этой смене триста человек и дебил на дебиле. Из-за одного чуть не кончилась, был такой Ромка Рогулин в пятом отряде. По прозвищу «Ро-ро»... В родительский день, гляжу, он несется по коридору и через две стеклянные двери — навылет! Я и села мимо скамейки. «Врача!» — ору. Сама думаю: «Его в реанимацию, меня к прокурору». А он хоть бы хны, только щека поцарапалась. Не остановился даже. Я ему вслед: «Вернись, паразит, ты куда?» А он: «К ма-а-мо!..» (Из разговора в автобусе.) 1. Кольцо. Голос — Осторожно, двери закрываются. Следующая станция— «Малый ипподром»... На Большом Кольце поезда с перрона «А» идут по часовой стрелке, с перрона «Б»— наоборот. И никогда не меняют направлений— кольцо есть кольцо. Поэтому хвостовых моторных вагонов у них нет. Задний вагон такого поезда с закругленной кормовой стенкой. Узкий диван изгибается по ней подковою. А над упругой спинкой — сплошное, тоже выгнутое стекло. Если встать коленками на прохладную искусственную замшу сиденья и положить подбородок на нижнюю планку окна, видно, как убегает назад черный, с бледными огоньками туннель, как быстро уменьшается светящийся полукруг — выезд со станции. Потом этот желтый ноготок исчезает за поворотом, туннель делается светлее. Бегут, не отставая, по гладкой полосе антиграва отблески хвостовых сигналов, ярче становятся фонари. При замедлении хода можно различить пористую кладку стен, замурованные арки, а кое-где — черные провалы и в них смутно белеющие тени мраморных колонн. Поезд прошивает известковые и бутовые толщи древнего Полуострова с ого катакомбами, подземными храмами, пещерными городами, подвалами крепостей и тайными библиотеками. Тысячи лет в этих каменных пластах гнездились тайны. Великое множество. Тысячи лет, наверно, нужно, чтобы все разгадать. Если будет на то у людей охота... Еще недавно рассказы о кладах и подземельях волновали до замирания души. А сейчас все равно... Лучше не смотреть, закрыть глаза. Тогда голос делается будто не из етереоди-намиков, а совершенно живой. Будто совсем рядышком, за спиной: — Осторожно, двери закрываются. Следующая станция— «Магазин «Радуга»... В хвостовом вагоне пассажиров всегда немного. А сейчас, в послеобеденную пору, совсем пусто. Лишь в другом конце сидят двое-трое. Никто не заворчит на мальчишку, забравшегося с ногами на сиденье. Впрочем, сандалии он оставил на полу. В скрытые щели вентиляции тянет сквознячок, щекочет1 голые пятки, пушистыми зверьками пробегает по ногам, прыгает под свободный подол светло-серой капитанки с закатанными рукавами. Между лопаток словно мохнатой лапой провели. Подол трепещет, а на спине шелковистая аэроткань надувается пузырем. ...Несколько раз он задумывался, почему эти полукурточки-полурубашки со множеством застежек и хлястиков, с пряжками и погонами называются капитанками. Никто из взрослых не ходит в такой форме: ни моряки, ни офицеры Космо-флота, ни Патрульная служба, ни дежурные Дорожной сети. Это чисто ребячья одежда — на все случаи неспокойного мальчишечьего бытия. Не рвется, не мнется, не льнет к репейникам, за минуту отстирывается от любых пятен в холодной воде. Отталкивает жгучие лучи и хранит тепло в зябкую погоду. А больших карманов и потайных карманчиков столько, что и сам хозяин не всегда помнит... В холодную погоду у капитанки раскатываются рукава, подол заправляется под ремень длинных брюк (обычно с узорно-чсканной пряжкой), пристегивается откидной воротник-капю-шон— и ходи хоть среди метели. Хотя какая тут метель! Конечно, Полуостров — не настоящий Юг, но снег выпадает лишь на Рождество, да и то, если очень постарается Служба погоды. Говорят, лет пятнадцать назад случилась такая зима, что пролив у Грюн-капа на полмесяца затянуло льдом. Но нынешние мальчишки ничего подобного не помнят. Лето здесь тянется до конца октября. А сейчас лишь сентябрь, и в вагоне прохладнее, чем на улице. Там, наверху, не просто жара, а влажная духота. И небо желто-серое, низкое, солнце вязнет в липком воздухе. Ничего не поделаешь— парниковый эффект. «Погодники» воюют с ним, как могут, да пока могут не очень. Хорош бы он оказался, если бы поехал в лицейской форме. Встречные пялились бы на пацана в форменных, с лампасами штанах до пят, в галстуке и тесной черной курточке с галунами. Нет. в таком костюме не жарко, специальная «мундирная синтетика даже холодит тело. Но что хоро- 6 |
