Пионер 1989-11, страница 56

Вокруг этой рыбины полный час ходить надо, чтобы целиком обойти. А на пасть и смотреть страшно — честное слово, рыбачий баркас войти может, как в пещеру,— пугал купец Петю. Но Петя Ершов не пугался.

Да и что пугаться-то? Всякое на свете бывает. А купец Нижегородцев — человек честный, напрасно сочинять не станет. И разума немалого. Это он первый додумался сеять в Березове ячмень и овес. Раньше об этом так далеко на Севере и не мечтали. А он посадил и вырастил! И местных жителей научил.

Братья сеяли пшеницу Да возили в град-столицу: Знать, столица та была Недалече от села...

Ну. не из села и даже не из городка Березова. а из Тобольска, где окончили к этому времени гимназию, отправились в свой срок братья Ершовы в столицу, и не хлеб продавать, а поступать в Петербургский университет.

Петр Ершов был принят на философско-юриди-ческий факультет. Он стал студентом. Теперь он мог слушать лекции, мог любоваться российской столицей. Не мог, правда, согласно студенческим правилам. посещать публичные балы, трактиры, билльярд-ные и прочие увеселительные заведения. Да на это и не было времени — Петр Ершов начал писать «Конька-горбунка». Сказок он знал предостаточно — в допгие сибирские вечера и маменька, и папенька, и гости рассказывали. Но хотелось сочинить что-нибудь новое. Да такое, чтобы всем было интересно читать. Даже тому университетскому профессору, который на вопросы о современной литературе отвечал:

— Я, друзья мои. лет тридцать уже ничего не читаю, потому что убежден, что теперь пишут все пустяки.

— И ни одного писатепя нет достойного?

— Ни единого!

Так думал старый профессор. Студент Ершов думал иначе. И поэтому, когда, написав и опубликовав в журнале первую часть своей сказки про крестьянского сына Ивана, получил от Пушкина приглашение зайти, радости его не было предела. А уж когда Александр Сергеевич похвалил молодого сочинителя и посоветовал продолжить «Конька-горбунка», счастье Ершова стало полным. Какие планы замаячили впереди! Писать, писать и писать! Задуман труд

на всю жизнь: огромная поэма, свод русских сказок в десяти томах. И еще — народная опера. И еще — пьеса. И еще — занятия по переустройству и просвещению родной Сибири. Успеть можно все! А уж потом...

Буду в золоте ходить, В красно платье наряжаться, Словно в масле сыр кататься...

Кататься, как сыр в масле, не вышло. А вот катиться в карете через всю Россию обратно в Тобольск довелось. Он получил назначение учителем тобольской гимназии. Он сам этого хотел, сам подал прошение министру народного просвещения. Место свое видел он в Сибири. Творить можно и там. никто ему не помешает!

Ершов торопился, чтобы поспеть к началу учебного года. Его ведь ждут ученики. Сколько интересного сможет рассказать им он. знающий литературу не только по книгам, но видевший своими глазами Пушкина, Жуковского! Было за чем спешить.

Верст сто тысяч отмахал И нигде не отдыхал...

Тобольская гимназия встретила Петра Ершова невесело. Ничего нового он, когда-то сам учившийся здесь, не увидел:- те же обшарпанные ступени, облупившиеся стены, та же заброшенная библиотека, где, как и в годы его учебы, покрывапись пыпью книги. Разве что чуть побольше их стало. Вот и «Ко-нек-горбунок» лежит в общей куче, никем, как видно, не читанный... Если бы никем!

Директор гимназии Качурин книжку эту читал и нового учителя невзлюбил заранее. Он ценил инструкции. а указания писать гимназическим учителям сказки не было. Кабы было, то и сам бы Качурин сочинял, а непорядка не допустит! Требования Качу-рина к преподаватепям в смысле порядка бывапи порой поистине удивительны. Вот такой, к примеру, объявип он однажды приказ: «Подтвердить всем преподавателям гимназии, чтобы они волосы напере-ду имепи не длиннее одного вершка, а на задней части головы напоповину короче...» За оспушание грозипи вычеты из зарплаты.

С Ершовым у него разговор и вовсе был коротким, короче, чем волосы на задней части учительских голов:

— Что же это вы. милостивый государь, нарушаете учебные планы? О Пушкине изволите говорить часами. Стихи читаете малопристойные. Рассказы