Пионер 1989-11, страница 57

Q

Заглянули сейчас в редакционный портфель: что появилось новенького? А там... Впрочем, почитайте сами.

«Однажды в конце июля в пионерском лагере под Голицыном нашли задушенного мальчика. Он лег спать, как все другие ребята в палате на двадцать два человека. Но утром не проснулся, не побежал на зарядку, как все, а остался лежать в своей кровати в углу тихенький и дохленький». А вскоре и начальник пионерлагеря был задушен Красной Рукой.

Если хотите узнать, какие жуткие события случились дальше, читайте в следующем году новую «страшную повесть для бесстрашных школьников» Эдуарда Успенского «Красная Рука. Черная Простыня. Зеленые Пальцы».

Вниманию любителей военных приключений. Вас в начале следующего года ждет повесть Бориса Камова «Рывок в неведомое». Тема — борьба с вооруженными бандами в Сибири. Время действия— завершающий этап гражданской войны. Главный герой— юный командир Аркадий Голиков.

Читайте также продолжение захватывающей повести Владислава Крапивина «Застава на Якорном поле».

Вот и вновь тайна редакционного портфеля перестала быть для вас тайной.

Хорошо тем, кто вовремя успел выписать журнал на следующий год. А что делать опоздавшим? Идите на почту и подписывайтесь с номера второго или с третьего! А то, что упущено, возьмите в библиотеке (если, конечно, достанете!).

Приятного вам чтения!

ваете о разных встречах. Сие есть кощунственное поругание основ народного просвещения. Может быть, вы еще о так называемом творчестве господина Ершова извопите рассуждать? Постарайтесь обо всем этом забыть!

Однако забыть «обо всем этом» Петр Ершов не мог. А Пушкин, уже погибший, вспоминался особенно; много напоминало о нем и в Сибири. Здесь жили на поселении участники восстания 1А декабря 1825 года. Многие из них быпи приятелями Пушкина; некоторые — Випьгепьм Кюхельбекер, Иван Пущин — ближайшими друзьями.

В 1841 году Иван Иванович Пущин приехад на несколько дней в Тобольск из Туринска. Он встретился с Ершовым и передал ему два исписанных стихами пистка бумаги с просьбой переспать их в Петербург— сам декабрист сдепать этого не мог, его имя было под запретом, а переписка под присмотром. Цену этим листкам Ершов понимал, просьбу сразу же выполнил. А через несколько месяцев в столичном журнале появилось раньше не печатавшееся пушкинское стихотворение «Мой первый друг, мой друг бесценный...». Публикация сопровождалась редакционным предисловием: «П. П. Ершов, известный наш поэт, пично был знаком с покойным Пушкиным. Ершов хорошо помнит почерк Пушкина...» И далее редакция благодарипаего за присыпку стихов. Это была практически последняя прижизненная публикация Петра Ершова. И пусть публиковал он не свое, обиды не быпо, ведь не чье-нибудь — пушкинское!

Свое не писапось. Рутинная скука и захолустность сибирского существования брали свое. А ведь когда-то... Сколько было восторга, сколько пыла, и перо горело в руке, словно жар-птицыно. Видно, напророчил Конек-горбунок:

Как же к слову не сказать: Лучше б нам пера не брать.

...Да нет же! В пере этом — и оправдание пройденной жизни, и надежда на будущее. И пусть ни строки его больше не появится на питературных страницах, перо свое депо сделало!

А пока рано постаревший тобопьский учитель Петр Павлович Ершов при свече перелистывает в убогой комнате книгу и то улыбнется, то взгрустнет, то пролистнет несколько страниц, то вернется назад...

Зачинается рассказ От Ивановых приказ...