Пионер 1993-01, страница 22

ными зубами куски полегче, отпрыгивали, безнаказанные, назад всякий раз, когда греки переходили в атаку. Подвижен, проворен враг. Его стрелки из лука пользуются тем, что у греков лучников нет, и спокойно расстреливают их с далекого расстояния, а конница резвится, как перед парадом. Много бойцов вывели они из строя в тот день, всего пять километров прошли греки. Только в сумерках достигли деревни, унылые, неуверенные. Как быть?

Поздней ночью стратеги собрались на совещание. Разговор был недолгий, деловой. Уже до рассвета снарядили они двести пращников (метателей камней) и лучников, а через день подготовили к боям пятьдесят коней и всадников, одетых в кожаные нагрудники и панцири. Опытные начальники возглавили эти нужные подразделения.

Вскоре Митридат появился вновь. 1000 всадников и 4000 пращников и лучников получил он у Великого царя, уверенный, что этого хватит для ликвидации греков, занозой вонзившихся в тело Персидской державы. Он не знал эллинов.

В этот раз они действовали уверенно: их стрелы достигали противника раньше, чем персы натягивали луки (кроме того, дальность стрельбы у греков была больше, чем у воинов Мит-ридата), и пращники метали камни лучше, и, наконец, конница при поддержке гоплитов и пельтастов провела атаку на противника, тот не выдержал напора и побежал. Были пленные. Греки беспощадно расправлялись с ними, оставляли себе лишь коней и вооружение.

Преследуемые царскими войсками, греки шли вперед, ежедневно встречая новые преграды. Не в силах одолеть греков в честном бою, Тиссаферн (он руководил погоней) решил уморить наглецов голодом,засылая вперед поджигателей, которые превращали близлежащие окрестности в пустыню. Греки ответили тем же: пошли назад и стали поджигать деревни, из которых они недавно ушли, оставив все в целости и сохранности... Царю вряд ли понравилась бы такая война костров, ведь каждая деревня платила ему дань! Тиссаферну и здесь пришлось отступить.

Наконец грекам удалось миновать пределы державы Артаксеркса, но не успели они порадоваться этому, как попали в гор

ную страну, где обитало племя кардухов — воинственное, злобное к любым незваным пришельцам. О нем грекам доложили следующее. Однажды царь решил обуздать дикарей и послал в горы двенадцатитысячное войско. Оно все, до единого солдата, исчезло в горах кардухов.

Пройдут ли греки узкие ущелья, страшные перевалы, горные тропы, безлюдные места, где не проходила еще ни одна армия?

Греки прошли. Каждый холм, каждую вершину брали штурмом, ущелья преодолевали, отбиваясь от наседавших постоянно кардухов, самым грозным оружием которых были камни, складываемые ими заранее на вершинах гор. Греки прошли.

Форсировав реку Кентрита, они оказались в богатой Армении, где встретили их... наемные войска царя! Опять стычки, бои, голод, бессонные ночи, многокилометровые марш-броски и — снег!

Разве это по силам человеческим? Так много бед на тринадцать тысяч греков! Изнуренные, они слепли, обмораживались, теряли последние силы, падали в снег. Но их подбирали те, кто еще мог двигаться вперед, и греки шли на север — к морю.

Вырвавшись из снежного плена, они вновь попали в горы — на этот раз на земли племени таохов. Жили те бедно, в землянках и полупещерах, но дрались за свою землю отчаянно и бесстрашно — даже кардухи уступали им в отваге. Забравшись на вершины гор, они все — от мала до велика — кидали камни на головы греков, не подпуская их в свои жилища. С трудом удалось сломать сопротивление таохов, но стоило грекам овладеть вершиной, как страшное зрелище поразило их: женщины таохов бросали вниз детей и затем сами летели за ними. Один греческий воин, увидев богатого юношу, таоха, бегущего к обрыву, пытался удержать его, но тот потянул за собой воина — оба они погибли.

Совсем немного оставалось грекам до моря, все труднее было идти, но надежда не покидала их. И вот наконец воины увидели море, большой город Трапезунт, где обитали греки-колонисты.

Свои!

Казалось, беды миновали, но они были еще впереди.

Главная, самая неожиданная

беда ожидала греков... на родине, в Византии, где встретили их как провинившихся мальчишек. А в самом деле, что полезного для Греции совершили любители славы и денег, бывшие наемники Кира? Спасли свои шкуры? Насолили персам?

Без средств к существованию, обозленные, угрюмые бойцы отряда были для правителей Византии как кость в горле — что делать с этими гордыми вояками?

Отвернулись от участников похода греки. И правители Византии распустили их по частным домам в пригородах города (за крепостной стеной), распылили мощь и чуть было не уничтожили опасных гостей по одному — была такая мысль! Вовремя спохватились воины, собрались в одну ночь вместе, пересчитались — пять тысяч их осталось — и решили с той минуты не разлучаться никогда, потому что только вместе они были силой!

Наконец Греция нашла им достойное применение. В полном составе отряд переплыл Пропонтиду и был передан Ксенофон-том Фиброну, стратегу, который, собрав в Пергаме эллинские войска, повел их против старого врага участников похода — Тис-саферна.

...Ксенофонт поднялся, улыбнулся, покачал головой: «Эх, греки! Как вы не поняли, что мы сделали, какой подвиг совершили за те 450 дней боев и переходов?! Почему встретили нас как чумных собак? Мы же первые показали, что персов можно бить на их территории! Тридцать — сорок тысяч таких бойцов, какие были у нас, и...»

Он пошел, огорченный, спать. Вдруг остановился, развернулся и решил принести жертву богам, как делал всегда в сомнительные минуты перехода из Кунакса в Пергам. Жертвоприношение оказалось удачным. Оно предсказывало рождение в недалеком будущем Великого полководца в Македонии, который сделает то, о чем несколько столетий мечтала Эллада, раздираемая ссорами и опутанная жесткими сетями персидских царей. Этот Македонянин, по предсказаниям, которое прочел Ксенофонт во внутренностях жертвенного животного, уничтожит Сасанидов и Персидскую державу.

«Жаль, что я не смогу участвовать в славных его сражениях»,— вздохнул Ксенофонт и пошел спать.

22