Пионер 1993-08-09, страница 22

стариковой литавры. Боцман балдеет, надрывается, но рвется не в поле. Глен Миллер-джаз почти теряется, но не сдается. Правая рука Яна молотит поленом скромнейшее корыто. Старик ничего вокруг не видит. Он самозабвенно бьется с кабанами-невидимками за свою картошку. Тени домов, сараев. сосен, кажется, пришли в адское движение, подчинились страшной, шаткой тени от корыта.

Корыто давно не упирается в крыльцо, а вольно мотается под ударами в левой руке пана Юсиса. Откуда силища взялась — одной левой держит!

С поленом, корытом и неповторимым Гленом Миллером Ян надеется победить.

Я к нему не подхожу. Не хочу отвлекать виртуоза Шилишек**, ломать строй дикой огородной симфонии ночи. Такого в моей жизни, знаю, больше не будет. Такого вообще не может быть. Дорожу мгновением!

Но почему Боцмана несет за колодец?

— Гэ-э-эй! Гэ-э-эй! — вдруг заревел пан Юсис.

Вступил последний инструмент: человеческого голоса действительно недоставало нынешней ночи.

Старик бьет в корыто, ревет, угрожающе вращает глазами и головой — охватывает хищным взором подлунные пашни. Голова поворачивается синхронно ударам полена. Кажется, она поскрипывает на стариковой шее и обязательно сорвет позвоночную резьбу. Сорвет и вывернется из коренастого тела вместе с шеей, упадет старику под ноги и с грохотом и скоком покатится по ступеням в огород, пока не замрет в лунном свете на голубой траве.

Этот бред в духе Сальвадора Дали вот-вот обернется жуткой явью.

Бессмысленный восторг-лай Боцмана, общая шумовая неразбериха еще недавно роскошной ночи передались и мне. Хочется орать, скакать, размахивать плотницким топором, ляпнуть в ночь дуплетом из двустволки: в левом стволе дробь, в правом картечь! Эх, шестнадцатый калибр!

Но взлететь к желанному безобразию на волнах концерта для огорода и кабана мешают ироничная луна и расколотые шумом подлунные театральные тени. Есть в бархате теней что-то издевательское.

Сколько это продолжалось? Пять минут или сорок пять?

Надо знать виртуоза Шилишек. Хутор грохотал корытом и Миллером больше часа. А кабаны не пришли. Они вообще не ходят лунными ночами под человеческое жилье. Боцман лаял на ежей за колодцем.

" Название хутора.

НЕИЗВЕСТНЫЕ.,, КТО ОНИ?

ПОЧТИ ДЕТЕКТИВ ШШШ IШШ1 ■■■■

В одной московской семье хранится акварельный портрет, на котором изображен неизвестный военный. Семья эта, имеющая богатые исторические корни и многих известных предков, не могла ответить на простой, казалось бы, вопрос: «Кто этот человек?»

Но вот в прошлом году акварельный портрет попал на выставку неизвестных лиц XIX — начала XX веков «Господин N. Госпожа NN», организованную Российским Дворянским Обществом.

Случилось чудо: неизвестный военный был опознан! Его имя, отчество, фамилию, краткий очерк судьбы сообщил уникальный специалист Александр Михайлович Горшман, любитель и знаток истории.

Как же Александр Михайлович сотворил это чудо?

Для начала Горшман попытался узнать: когда, в какое время был создан исследуемый портрет? «Во-первых, перед нами — сразу видно по мундиру, эполетам, знакам отличия — флигель-адъютант, полковник,— сказал Александр Михайлович,— Обратите внимание: на эполетах, над бахромой — три витка. Именно три витка были в русской армии до 1838 года, затем ввели четыре витка... Идем дальше. Неизвестный имеет медаль в петличке «За штурм Варшавы». А как мы знаем из истории, польская кампания имела место в 1831 году и не раньше. Значит, определен довольно узкий временной промежуток создания данной акварели: с 1831 года по 1838 год.

Затем я взял в библиотеке так называемый «Список флигель-адъютантов...» и посмотрел: кто из перечисленных там имел в определенные нами временные рамки те награды, которые присутствуют на мундире исследуемого? Только один человек из этого «Списка...» был награжден в то время — наряду с другими наградами — орденом Станислава III степени. Это Ираклий Абрамович Боратынский, брат зна-

менитого поэта Евгения Боратынского *...

Ираклий Абрамович родился в 1802 году, скончался в 1859 году. Был в свое время казанским, ярославским губернатором, сенатором. В 1835 году женился на одной из первых петербургских красавиц — Анне Давыдовне Абамелек. Она была, в свою очередь, поэтессой-переводчицей, фрейлиной. Анне Давыдовне Александр Сергеевич Пушкин посвятил следующие стихотворные строки: В АЛЬБОМ

кж. А. Д. АБАМЕЛЕК Когда-то

(помню с умиленьем) Я смел вас нянчить

с восхищеньем, Вы были дивное дитя. Вы расцвели —

с благоговеньем Вам ныне поклоняюсь я. За вами сердцем

и глазами С невольным трепетом

ношусь И вашей славою и вами, Как нянька старая,

горжусь.

(9 апреля 1832 г.)».

* Свои литературные произведе

ния поэт Е. А. Боратынский печатал под несколько измененной фамилией — Баратынский.

22