Техника - молодёжи 1934-11, страница 41

был, конечно, до конца сыном своего века и так же твердо верил в рай, в амазонок, в Библию и в сказочные богатства Индии и Китая, как все другие

моряки того времени. ■

Редкая историческая фигура получала столь разноречивые оценки, как Колумб, редко вокруг кого-нибудь столь яростно бушевали полемические истерики, спустя столетия после его смерти, как они бушевали до последнего времени вокруг имени Колумба.

Примерно до середины XIX века еще все обстояло благополучно. Сладенькая стандартная легенда о благородном великодушном и прозорливом герое морей прочно сидела в мире, освященная энциклопедиями, затверженная школьными хрестоматиями, состряпанная по всем правилам нехитрого искусства составлять биографии великих людей из пошлых анекдотов, слюнявой морали и кое-каких непроверенных фактов.

Смуту внесли ученые критики. Они стали потрошить четырехвеко-вые архивы, сличая тексты и поливая их скепсисом и сарказмом. Непроходимый лабиринт противоречий возник перед их глазами, зияющие провалы и недомолвки были обнаружены в истинной биографии Колумба. Все было подвергнуто тогда сомнению — год и место его рождения, его национальность, профессия, имя, характер, внешность, образование, мотивы и план его первого путешествия.

Но, увлекшись, кри- Христофор Колумб

тики переборщили. Были построеныа новые гипотезы о Колумбе — одна оригинальней другой.

Среди них на первом месте' стоит теория француза Виньо.

Виньо доказывал, что Колумб скрывал свой истинный возраст, чтобы казаться испытанным морским волком, но что на самом деле он был моряком никудышным. Виньо доказывал, что Колумб был малограмотным малым, который ни уха ни рыла не смыслил в астрономии и космографии. Всю свою путанную мудрость он нахватал, говорит Виньо, из нескольких убогих книжиц {и тут у Виньо есть, несомненно, доля правды).

Но гвоздь гипотезы Виньо заключается не в этом. Виньо потратил двадцать лет жизни на то, чтобы доказать, будто Колумб вовсе не собирался открыть Индию с запада. От одного умирающего лоцмана, выброшенного на берег, Колумб якобы узнал, где лежит в океане таинственный остров Антилия. Этот-то остров и стремился открыть Колумб.

Виньо не сочинял все это из головы. Он оперировал многочисленными документами, но документы эти были такого свойства, что нужно было быть маньяком, ослепленным некоей навязчивой идеей, чтобы настаивать на достоверности гипотезы об умирающем лоцмане.

Против ее можно было бы выдвинуть (и действительно выдвигалось) множество аргументов. Особенно внушителен известный факт (не отрицаемый и Виньо) о том, что Колумб, отправляясь из Палоса, взял с собой письмо от испанских королей к великому хану Китая. И вообще гипотеза о лоцмане и таинственном острове настолько отдает кинематографом и бульварным романом, что ее трудно было бы принять, даже если бы она была правдой.

Сейчас, через двенадцать лет после смерти Виньо, его теории в основном отвергнуты. Но смятение, наступившее среди историков и широкой публики после выступления Виньо и других чересчур темпераментных ко-лумбистов, проходит очень медленно.

Во время Колумба на юге Европы жило множество Колонов и Коломбо. И при некоторой ловкости рук нетрудно было доказать, пользуясь всеобщей растерянностью, что Колумб есть именно этот, а не тот или другой Колон или Коломбо.

Сегодня он оказывался корсиканцем. Завтра — французом. Потом его присваивал» себе португальцы и ирландцы. Даже совершенно сухопутные армяне подали голос из-под Арарата, заявляя, что Христофор Колумб принадлежит им, и никому другому.

Но больше всего шума вызвали теории Г'ар-сиа де-ла Риеги и Ул-лоа.

Де-ла Риега раскопал в испанской Галисии архивные документы о некой семье Колонов, жившей в XV веке. Здесь все совпадало — . , имена, даты. Колумб

(со старинной гравюры)

^{v р v v} ' оказывался испанским

евреем.

Однако эксперты, исследовавшие документы после Риеги, обнаружили подчистки, свежие записи посторонней рукой, различный состав чернил.

- Эксперты констатировали жульничество.

Что касается Уллоа, то он доказывал, что Колумб — каталонский дворянин и корсар Хуан Колон. «Доказывал», впрочем, чересчур сильное выражение для тех манипуляций, которые применяет Уллоа в своих «ученых» изысканиях. Он скорее жонглирует и фокусничает, чем доказывает. Самый тяжеловесный его аргумент — это, пожалуй, то, что в испанской речи Колумба изредка попадаются каталонские провинциализмы. С помощью еще менее убедительных соображений Уллоа приходит к выводу, что Колумб до 1492 года ездил в Исландию и Гренландию, спустился оттуда вниз до самого Таити и с запада на восток впервые пересек Атлантический океан, ну, а потом ему уже ничего не стоило официально открыть новый материк, чувствуя себя в океане, как у себя дома...

Надо сказать, что сенсационность всего этого вранья не могла долго затмевать его полной беспочвенности. Сегодня Уллоа, правда, все еще котируется на бирже буржуазных колумбистов. но по весьма низкой цене.

Что же знает о Колумбе в достоверности историческая наука?