Техника - молодёжи 1935-08, страница 13

Сильный ветер... Тяжелую машину швыряет из стороны в сторону. Поминутно приходится выправлять опасные крены, угрожающие перевернуть самолет.

Так проходит около часа. .. И странно — до сих пор не видно берега. Но может быть виновата плохая видимость?

Через несколько минут Бортновский уголком глаза покосился на стрелку часов и обернулся к соседу — пилоту Михайлову. В мощном разговоре моторов наиболее экономичный способ беседы — нехитрая азбука движений головы и рук. Войрос командира Михайлов' расшифровывает на бумаге и передает записку летнабу.

Этого вопроса Лемешко ждал еще пять минут назад, к-огда в его сознание закралось сомнение. Мозг заработал учащенно: «неужели ошибся в курсе, — подумал Лемешко, — это невероятно».

Проверяя расчеты, Лемешко получил записку и, прочтя ее нехотя, улыбнулся.

— Все в порядке, — просигнализировал глазами летнаб. — Все в порядке, — передал дальше Михайлов.

Бортновский пожал плечами и снова взглянул на часы. Мутная пелена дождя закрывала горизонт, мешала проверить на-глаз правильность курса. При хорошей погоде уже непременно был бы виден знакомый рельеф берега.

Вскоре Лемешко почему-то изменил курс. Не успел Бортновский взять нужное направление, как летнаб снова меняет задание.

Пилоты переглянулись. Они уже почти не сомневались — Лемешко сбивался с курса. Самолет над морем, изрытым штормовым ветром, — то ли он ходит зигзагами, а, быть может, мечется взад и вперед над небольшим, уже много раз пересеченным квадратом моря. Сграшно подумать о потере ориентировки. Все еще теплится надежда, что вот-вот темная полоска берега вынырнет из дали, задернутой густой дымкой непогоды.

Бортновский ведет машину на малом газе, сберегая драгоценное горючее.

Прошло еще несколько тяжелых минут, пока.летнаб признался в потере направления.

«Что бы ему сказать об этом тридцать минут назад», — раздраженно подумал, командир корабля.

«До Чего же может довести проклятое штурманское чванство», — злился Михайлов, Каждый из них четко представлял себе, какой суровый урок извлечет эскадрилья, когда будет разбирать этот полег. Но сейчас, разве можно сейчас думать о взысканиях и уроках... Произошло самое тяжелое — ориентировка потеряна.

Бортновский взглянул на бензиномер: уровень бензина немного выше дна баков. Нетрудно сообразить, что горючего хватит на 30—35 минут не больше... Летнаб получает распоряжение тщательно определить, наконец, состояние ветра и волн. Бортновский решает садиться в штормовое море как можно скорее, раньше чем иссякнет горючее и заглохнут моторы.

Штурман уточняет характер шторма: «Волна восемь баллов, размах качки 25 метров. Ветер большой силы, совпадающий с направлением волн». Шторм. Море покрыто гребнями тяжелых волн высотой с небольшой дом.

На высоте 100 метров Бортновский выровнял машину, круто развернулся, встал против ветра и быстро пошел на снижение.

Михайлов откинулся на спинку сиденья и невольно зажмурился — самолет со свистЧ5м устремился вниз. Огромные водяные горы кинулись навстречу. За метр от воды Бортновский выровнял машину. Водяной вал взметнулся к самолету. Моторы выключены. Нос лодки коснулся гребня волны. В момент соприкосновения — легкий толчок, — хвост еще висит в воздухе. Передняя часть машины проскочила вперед. Хвост опустился на скат уходящего вала. Скользящий удар от центра лодки к хвосту—и самолет в коре, в водяной яме между ушедшим и набегающим валом. Штурвал резко взят на себя, нос задирается, и машина плавно' выходит на гребень налетевшей волны.

Полная потеря скорости ...

Теперь тяжелая машина как щепка, то исчезает в провалах между волнами, то вновь взлетает на их вершины.