Техника - молодёжи 1936-08, страница 36

— Пусть на этот раз щелочь притянет только чуть-чуть влаги. Может быть, этого как раз хватит для того, чтобы сделать твердую щелочь проводником электричества,—размышлял он вслух.— И в то же время этого ничтожного количества воды, вероятно, будет слишком мало для того, чтобы помешать току разложить щелочь.

Вот как он изощрился!

Сухое едкое кали не годилось.

Влажное тоже не годилось.

И он решил схитрить и сделать щелочь ни сухой, ни влажной.

Кусок едкого кали успел покрыться только еле заметной пленкой влаги, как его уже положили на платину. Дэви прикоснулся к нему сверху платиновой проволокой, замкнув через него цепь.

Ток пошел!

Тотчас же твердая щелочь начала плавиться сверху и

снизу.

Дэви побледнел. Вцепившись руками в край стола, он стоял над прибором, затаив дыхание. Щелочь плавилась в том месте, где она соприкасалась с металлом, и тихо сипела.

Секунды казались веками.

Громкий треск, нечто вроде небольшого взрыва, раздался вдруг в плавящейся щелочи.

' Дэви сильно толкнул локтем своего ассистента и нагнулся над прибором.

— Эдмунд... Эдмунд...—забормотал он. — Смотрите, Эдмунд!

Наверху плавящаяся щелочь начинала бурлить все сильнее и сильнее. Внизу же, на листе платины, появились из расплавленной щелочи маленькие, крохотные шарики. Они походили на шарики ртути — такие же подвижные, с серебристым блеском. Но они вели себя гораздо более бурно и воинственно, чем ведет себя обыкновенная ртуть. Некоторые из них, едва возникнув, с громом лопались и исчезали, вспыхнув красивым лиловым пламенем. Другие, выжив, быстро тускнели на воздухе и покрывались белым

У Дэви неистово колотилось сердце.

Все новые и новые сияющие шарики неизвестного вещества появлялись из щелочи. Оказывается, в состав едкого кали входил какой-то металл! И никто до этого времени не ведал о его существовании-

Дэви долго не мог успокоиться. Он был опьянен победой.

— Это еще только начало, — говорил он своим помощникам.—Очередь теперь за другими элементами. Перед гальваническим током ничто не устоит. Мы поставим всю химию дыбом.

Когда Дэви немного успокоился, он уселся за стол и раскрыл лабораторную книгу. Страшно брызгая чернилами и ломая перья, он подробно записал вое события этого дня. Затем он вымыл руки и, распевая во весь голос, помчался из лаборатории.

Но в дверях он вдруг остановился, как-будто вспомнив о чем-то, и вернулся к своему столу. Он снова раскрыл книгу и на полях, напротив того места, где были изложены результаты последнего опыта, написал жирными крупными буквами:

«Великолепный эксперимент!»

НЕУЛОВИМЫЙ МЕТАЛЛ

Никто не может осудить Дэви за то, что он вел себя в тот день, как восторженный мальчишка. В течение многих месяцев он мечтал о разложении едкой щелочи. Десятки раз он терпел неудачи. И вдруг смелая его затея—

разложить то, что считалось неразложимым — увенчалась полным успехом.

Среди беспредельного множества различных веществ, существующих в мире, особняком стояли немногие простые тела, из которых, по мнению тогдашних химиков, и были составлены все другие вещества, все живое и мертвое во вселенной.

И вот явился Дэви, вооруженный аппаратом Вольта, и ниспровергнул одну из этих считанных основ мира. Он вычеркнул едкое кали из списка элементов и поставил на его место новый, не известный до того времени настоящий элемент, который он назвал «потассиум».

«Великолепный эксперимент» действительно дал замечательные результаты. Однако, вся работа, собственно говоря, была еще впереди.

Дэви всегда был порывист и быстр в работе. А теперь он развил прямо неистовую энергию. Ему не терпелось поскорее собрать новое вещество в возможно большем ко-

Но это было не так-то проста «Потассиум» оказался веществом с большими странностями. Во-первых, он упорно не желал оставаться в чистом, «первобытном» своем состоянии, а все норовил соединиться с другими веществами. Он не выносил одиночества Едва возникнув, этот металл уже стремился снова исчезнуть. Если «потассиум» не сгорал со взрывом в момент своего появления из плавящейся щелочи, то он все равно быстро изменялся на воздухе. В течение немногих минут, прямо на глазах, он терял блеск, тускнел и покрывался белой коркой. Соскабливать эту корку не имело никакого смысла: оголенный металл тут же покрывался новой пленкой. Эта пленка быстро увлажнялась и рыхлела. Проходило некоторое время, и от куска серебристого металла оставался лишь бесформенный сероватый кисель. Стоило дотронуться пальцем до этой полужидкой массы, и сразу же можно было обнаружить, что это старый знакомец — едкое кали. Масса была мыльной на ощупь, и красная лакмусовая бумажка мгновенно окрашивалась ею в синий цвет.

Нетрудно было догадаться, что означало это превращение: «потассиум» с жадностью поглощал из воздуха кислород и водяные пары, чтобы вновь вернуться в свое исходное состояние и опять стать щелочью.

Дэви попробовал бросить «потассиум» в волу. Казалось бы, металл, брошенный в воду, должен немедленно нырнуть на дно и лежать там тихо и смирно. Так, по крайней мере, вели'себя все старые металлы, которые были в то время известны.

Но с «потассиумом» произошло нечто совершенно неожиданное. Тонуть он не стал. С громким шипением он забегал по поверхности воды. Затем раздался оглушительный взрыв, над «потассиумом» вспыхнуло лиловое пламя. Так он и носился с огнем и треском по воде, все уменьшаясь и уменьшаясь, покуда весь не превратился в едкую щелочь, тут же исчезнувшую в растворе.

Куда бы Дэви ни^-помещал этот неугомонный элемент, он обязательно учинял шум, гром, огонь. А если встреча его с другими веществами и проходила с виду мирно, то все равно дело кончалось тем, что «потассиум» потихоньку вытеснял другие элементы из их соединений и сам стано-

Не терпел «потассиум» одиночества!

В кислотах он воспламенялся.

В чистом кислороде он вспыхивал с такой яростью и горел таким ослепительным белым пламенем, что на него невозможно было смотреть.

В спирте и в эфире он находил малейшие следы воды и немедленно ее разлагал.

Со всеми металлами он легко и охотно сплавлялся.

С серой и фосфором соединялся, распаляясь огнем.