Техника - молодёжи 1937-08, страница 59

сутствующий на съезде немецких естествоиспытателей в Шпейере, читает в химической секции статью под скромным названием: «Нечто о химическом строении тел». Он начинает прямо с заявления, что теоретическая сторона науки не соответствует более ее фактическому развитию, и мы не можем уже довольствоваться объяснениями, которые дает типическая теория. Нужно было иметь достаточно смелости в то время, чтобы сказать, что многие вновь открытые факты указывают на справедливость некоторых взглядов Берцелиуса, тогда всеми, за исключением Кольбе, оставленных.

Александр Михайлович самостоятельно развивает теорию строения химических соединений и идет в этом направлении далее своих западных собратьев по науке. Это доказывается следующими словами Бутлерова, взятыми из отчетов совета Казанского университета и о второй заграничной командировке летом 1861г.: «Все воззрения, встреченные мною в Западной Европе, представляли для меня мало нового. Откинув неуместную здесь ложную скромность, я должен заметить, что эти воззрения и выводы в последние годы более или менее уже уовоились в казанской лаборатории, не рассчитывавшей на оригинальность: они сделались в ней общим ходячим достоянием и частью введены были в преподавание».

В 1861 г. А. М. Бутлеров впервые предлагает новое понятие и новый термин: «химическое строение».

«Исходя из мысли, что каждый химический атом, входящий в состав тела, принимает участие в образовании последнего и действует здесь определенным количеством принадлежащей ему си. лы (сродства), я называю,—говорит он, — химическим строением распределение действия этой силы, вследствие которого химические атомы, посредственно или непосредственно влияя друг на друга, соединяются в химическую частицу. Химическая натура сложной частицы определяется натурой элементарных составных частей, количеством их и химическим строением».

Новое учение принялось не сразу. Из всех тогдашних химиков только старик Гейнц и молодой приват-доцент Эрлен-майер согласились с новыми взглядами и стали применять их в. своих работах.

Справедливость своей теории Александр Михайлович доказывает на ряде опытов и печатает по этому вопросу ряд статей. Так, в 1863 г. напечатана им длинная статья «О различных способах объяснения некоторых случаев изомерии».

В этой статье мы находим следующие , замечательные строки: «Вряд лйЧможйо присоединиться к мнению Клауса, что положение атомов в пространстве нель-. зя изобразить в плоскости бумаги; ведь математическими формулами выражается положение точек в пространстве, и можно надеяться, что законы, управляющие образованием и существованием химических соединений, найдут в свое время математическое выражение. Но если атомы действительно существуют, тогда я не понимаю, почему все попытки определения их группировки в пространстве, как это полагает Кольбе, доданы быть тщетными, почему будущее нас не научит произвести такие определения». Эти строки показывают нам, как Бутлеров, этот химик-философ, своей интуицией заглядывал вперед, предугадывая и предвещая новый фазис развития химии — стереохимию. Через одиннадцать лет, в 1874 г., Вант-Гофф и Лебель действительно основали эту химию в пространстве.

' Бутлерову неоднократно приходилось Защищать перед химиками Запада правильность предложенного им принципа химического строения, т. е. рассмотре-

давший 1

„l,J И ЩШЫЛИ ж НЫ»иШ Щ.

ческой связи элементарных атомов в молекуле. Ему приходилось также бороться против присвоения этих взглядов другими химиками.

«Вообще я должен заметить, — пишет Бутлеров в 1867 г., —что в химической литературе последних годов высказываются как новые и оригинальные (без цитат) такие взгляды, которые мною уже были опубликованы». Бутлеров не умалчивал произведенных им лично теоретических и экспериментальных расширений нового учения, правильно приписывая себе «немалую долю в дальнейшем развитии и последовательном проведении и широком применении этого нового принципа».

Для того чтобы показать, как возможно на основании теории химического строения изложить всю органическую химию, А. М. Бутлеров в 1864 г. издал «Введение к полному изучению органической химии».

«Это не учебник в обыкновенном смысле, а конспект подробной органической химии, предназначенный для лиц, уже знакомых с фактической частью науки», говорит В. В. Марковников.

Несколько иными словами характеризует «Введение» Ф. Ф. Бейльштейн, давший в 1866 г. критический разбор этого классического сочинения: он отметил, что этот труд дает совершенную и ясную картину современной органической химии, а перевод его был бы встречен широкой публикой с интересом и принес бы пользу. Это — первый учебник на русском языке, в котором на основании нового учения о химической структуре была изложена вся органическая химия, же и первый учебник вообще, в сжатой форме последовательное и полное применение этого учения.

Относительно значения «Введения» В, В. Марковников говорит, что «издание этой книги на немецком языке, несомненно, много способствовало распространению нового учения. Заслуга Бутлерова в том и состоит, что он понял истинное значение этой гипотезы о строении химических соединений и развил ее в целую стройную систему. Теперь эта теория сделалась общим достоянием. Принципы ее настолько широки, что долго еще будут служить руководящей нитью в работах химиков. Они держатся твердо, потому что основаны на фактических наблюдениях и содержат весьма мало произвольного, гипотетического, и в то же время захватывают такой обширный круг химических явлений, который содержит неистощимый материал для исследований».

Яркая характеристика А. М. Бутлерова как ученого дана в следующих кратких, но сильных, словах Д. И. Менделеева, помещенных в записке, представленной в совет Петербургского университета весною 1868 г. по поводу приглашения Бутлерова в Петербург на кафедру хи-

«Все открытия его истекали из одной общей идеи: она-то и сделала школу, она-то и позволяет утверждать, что его имя навсегда останется ш науке. Это — идея так называемого химического строения». В 50-х годах XIX в. революционер химии Жерар низверг все старые кумиры и двинул науку эту на новую дорогу. Он достиг этого, отказавшись от мысли проникнуть во внутреннее, атомное строение вещества, как стремились к этому Берцелиус и Либих. Новыми важными выводами и понятиями, введенными Лераном и Жераром, весь запас химических знаний обновился и обогатился. Скоро, однако, потребовалось при богатстве новых сведений итти дальше Жерара. Как только открыты были многоатомные спирты, реакция продуктов мкталег.сии и появились понятия о пределе, стало ясно, что жераровское уче

ние должно было развиваться дальше. Тогда возродилось несколько отдельных направлений, и между ними почетное место принадлежит направлению Бутлерова: он вновь путем изучения химических превращений стремится проникнуть в самую глубь связей, скрепляющих раз-нородные элементы в одно целое, признает за каждым из них врожденную способность вступить в известное число соединений, а различие свойств приписывает различному способу связи элементов. Никто не проводил этих мыслей так последовательно, как он, хотя они и проглядывали ранее,

В 1869 г. А. М, Бутлеров переходит в Петербургский университет, в 70-х годах избирается адъюнктом академии; в 1871 г.- экстраординарным, а в 1873 г.— ординарным академиком.

П ереходя теперь к характеристике А. М. Бутлерова как профессора и учителя, остановимся прежде всего на описании той обстановки, в которой он работал. Описание казанской химической лаборатории дает В. В. Марковников, поступивший в нее в 1867 г.

«Химическую лабораторию в Казани А. М. Бутлеров получил весьма в примитивном состоянии. Ее рабочее помещение состояло из одной залы в 7 окон; в ней было 2 изразцовых стола, большая печь для приготовления калия, песчаная баня без тяги и 2 переносные калильные печи. Вот и все устройство для работы. Тут велись научные исследования, здесь же приготовлялись опыты для лекций, мылась посуда, а за невысокой перегородкой была каморка для знакомого многим казанским студентам старика-служителя Гаврилы. Студенты работали на окнах. Газа не было. Нагревание производилось спиртовыми лампами или углями, а когда приходилось делать органический анализ, то примащивались кое-как на печке для калия.

Денежные средства лаборатории в пя тидесятых и в начале шестидесятых годов были весьма скудны. Припоминаю, что штатная ежегодная сумма не превышала 400 руб.; к этому прибавлял еще столько же университет, что вместе составляло, однако, весьма ничтожную сумму. Все необходимое для лаборатории приходилось выписывать из-за гра ннцы или Петербурга и за одну пере-