Техника - молодёжи 1939-06, страница 52

эти микроволны были близки к волнам света и подчинялись во многом законам светового луча. Но все-таки по своей природе это были электромагнитные волны, и Тунгусов был уверен, что сумеет найти для них подходящие законы.

Он заперся в своей квартире, никого не принимал и часто даже не отвечал на телефонные звонки, заставляя работать своего неутомимого автоматического секретаря. Смена дня и ночи потеряла для Тунгусова всякий смысл; он работал, не обращая на них никакого внимания, ложился спать, когда чувствовал, что веки смыкаются независимо от его волн, а голова наполняется мягкой дымкой тумана. Через шесть-семь часов отдохнувшая мысль возвращала ему сознание, он вскакивал и, если в этот момент не была глубокая ночь, соприкасался с внешним миром, который появлялся в его комнате, как полнейший контраст с напряженной деятельностью инженера.

Медленно открывалась дверь, и внешний мир этот в образе тети Паши, добрейшего существа неопределенно солидного возраста, как бы вливался в комнату.

Тунгусов шутливо называл тетю Пашу «кормилицей», потому что ей он однажды доверил заботу о своем питании. Это был мудрый шаг! Она с таким вниманием и так бескорыстно исполняла свои обязанности, словно заботилась о родном ей человеке. И кто знает, что сталось бы с Николаем, если бы не прекратились его постоянные недоедания, сухомятка и случайные столовки. Вечно увлеченный своими идеями и работой, он никогда не вспоминал о еде, пока не чувствовал, что валится с ног от голода. Так он понемногу «отвыкал» есть, заметно худел и слабел, и только настойчивое вмешательство тети Паши вернуло ему прежнюю природную крепость.

Впрочем, не одной только заботой о питании ограничивалась роль тети Паши в жизни Тунгусова. У нее не было семьи; муж и сын погибли в гражданскую войну. Остались огромные, неиспользованные запасы нежности, заботы. Годами они лежали глубоко под спудом, не находили приложения. Николай тоже остался один после смерти брата, а вскоре и матери. Он и принял на себя теплый поток недосказанной материнской любви Прасковьи Гавриловны.

Любовь эта была проста, как проста была и сама тетя Паша. Она следила за его бельем, стирала, штопала, иногда и прикупала сама, что находила нужным, из денег, которые давал ей на хозяйство Тунгусов; он же никогда не спрашивал отчета я чувствовал бесконечную благодарность к «кормилице» за освобождение его от всех этих неприятных забот.

Одного только не могла осилить тетя Паша: заставить Тунгусова во-время ложиться спать. И вот, услышав из кухни, что он наконец встал и умылся,-она быстро собирала завтрак или обед, смотря по времени, и, нагруженная посудой, входила к нему, стараясь казаться мрачной и недовольной.

— Доброе утро, тетя Паша, — встречал ее Тунгусов, торопливо заканчивая свой несложный туалет.

Она ворчала в ответ мягким баском:

— Утро... утро... Опять ночь не спал?..

— Не спал, тетя Паша, работал.

— Ну... Это что? Разве так работают?.. Ты, Николай Арсентьевич, только здоровье свое губишь. Посмотри на себя: зеленый стал. Это что? Сидишь целыми сутками взаперти, воздух отвратный, накурил, воняет... Ну? Разве возможно? Другие, вон, тоже работают: и погуляют и физкультурой занимаются...

— У меня, тетя Паша, мозги теперь физкультурой занимаются.

— Мозги... Это что? Вот и видно, мозги у тебя неладные, милый... Ешь садись — остынет...

Теоретические изыскания между тем подходили к концу. Законы и формулы, сначала в воображении Тунгусова, а потом и в действительности, приобретали очертания и формы деталей заветного генератора новых луЧей.

В углу, на пятом столе, в небольшой электроплавильной печи уже сверкало расплавленное кварцевое стекло. В тигельках, ретортах и колбах плавились, очищались, выпадали осадками и кристаллами чистые элементы, из которых составлен мир...

Основной источник излучения этого генератора оформлялся в виде стеклянного баллона с причудливо торчащими из него рогами отводов, через которые входят внутрь электроды. Внизу, в двух углублениях толстого дна — свинец, металл, тайны которого еще не раскрыты наукой. Он один может задерживать любые виды электромагнитного излучения; даже рентгеновы лучи и гамма-лучи радия не могут пройти через свинец. И в менделеевском ряду элементов свинец занимает особое место: это последний из устойчивых элементов, не подверженных распаду. Все элементы с большим, чем у свинца, атомным весом радиоактивны, они непрерывно разлагаются на составляющие их невидимые частицы и исчезают в течение более или менее продолжительного срока. И ничто не может остановить этого распада.

Сильный электронный поток из верхней части баллона падает вниз, на свинец, нагревает его, плавит. Свинец кипит, наполняет баллон своими парами, которые сгущаются у стенок и мелкими тяжелыми капельками сбегают по стеклу. Электроны с космической скоростью несутся сквозь пространство баллона, сталкиваются с атомами свинца, сбивают, сотрясают их планетные системы... Призрачный, сероватый свет выдает эти неслышные катастрофы. И вместе с ним через кварцевые стенки баллона свободно выходят волны-лучи. Они улавливаются электрооптической системой и собираются в один мощный невидимый луч!

Пользуясь законами волнового резонанса и модуляции, Тунгусов получил возможность менять длину волны генератора. Он достигал этого, воздействуя на нее естественным излучением различных химических элементов. Так, модулируя луч генератора, он мог превратить его в луч любого металла.

Некоторые детали оптической системы не могли быть сделаны домашними средствами, и Тунгусову пришлось их заказать в мастерской института.

Наступили дни ожидания.

Сначала Тунгусов решил отоспаться. Но это оказалось невозможным: много спать

Николай уже не мог. Тогда он взялся за продвижение в жизнь своего ультракоротковолнового телефона.

Тут-то и появился Федор, геервый человек, которому Николай рассказал о своем «генераторе чудес». А уже на другой день после их встречи нз оптического института сообщили, что первые заказанные детали готовы.

Тунгусов забросил телефон и начал монтировать полученные линзы.

Федор навещал теперь друга через каждые два-три дня. И не только чувство дружбы неудержимо тянуло его к Николаю: он нашел в нем неиссякаемый источник знаний, увлекательных, почти фантастических идей, которые тем не менее были крепки, реальны и наполнены живым, конкретным содержанием.

Всякий другой помешал бы Николаю одним своим присутствием, Федор не мешал. Не говоря уже о том, что он просто практически помогал другу во время работы, он оказался тем свободным и благодарным руслом, в которое Николай щедро направил поток своих знаний и идей. Когда Федор приходил. Тунгусов преображался. Обычно сдержанный и молчаливый, даже скрытный, он быстро подхватывал всякий вопрос, всякое недоумение Федора, объяснял, иллюстрировал опытами, которые походили иногда на фокусы опытного «престидижитатора и трансформатора», радовался бесконечному удивлению друга.

Увлекаясь, он часто выходил за пределы понятного Федору и тогда продолжал свои рассуждения уже для самого себя, чувствуя, что его обобщения переходят в творческий процесс, который нельзя остановить.

Эти разговоры ие мешали работе. Мешало другое: таинственные буквы LMRWWAT. Они гвоздем сидели в мозгу Николая, мучили, беспокоили, отвлекали. Николай мучился сам, мучил и Федора, требуя, чтобы он тоже думал над смыслом этих букв. Правда, для решения немец не дал никаких указаний, но, очевидно, можно было обойтись и без них...

Немец продолжал время от времени появляться в эфире, всегда внезапно и, очевидно, только для того, чтобы связаться с Николаем.

— Как схема? — коротко спрашивал он.

— Bd. Sory. Nil! —отвечал Тунгусов.— Плохо, очень сожалею, но ничего не понял.

Немец стремительно приветствовал и тотчас исчезал из эфира. Однажды Нико-

В небольшой электроплавильной печи уже сверкало расплавленное кварцевое

стекло.

51