Техника - молодёжи 1939-06, страница 54

Г для свежего леса, — заключил он, сделав вычисление.

— Сколько?

— Восемьдесят шесть процентов.

— А вам нужно восемь?

— Восемь, лучше семь.

— А шесть?

— Еще лучше.

— А пять, а четыре, а три?

— Да ведь это невозможно!

— Невозможно?

— Ну, конечно!

— Эх, чудило! Иди сюда. — Николай метнулся к своему ультракоротковолновому генератору и, поместив брусок между двумя дисками конденсатора, включил ток.

— Смотри на часы!

Через две-три секунды показался пар. Облачко сгустилось, окутало брусок; маленькие молнии вдруг защелкали в туманном пространстве. Тогда Николай сбавил ток. Пар вдруг исчез, и Николай бросил брусок на стол.

— Сколько прошло?

— Меньше минуты, секунд пятьдесят.

— Ну-ка, взвешивай, вычисляй.

Федор взял брусок и в тот же момент вскрикнул удивленно: брусок был почти невесом. Взвесив и рассчитав влажность, он повернул к Николаю обескураженное лицо.

— Ну? — рассмеялся Тунгусов.

— Два процента, Коля!.. Замечательно! — Федор перекладывал брусок с руки на руку, щупал его, давил и царапал ногтем.

— Но постой, а как структура? Может быть, нарушена?

— А посмотри. Вот тебе сильная лупа, вот свет. Если хочешь, сделаем срез, посмотрим под микроскопом.

Сделали срез. У Федора даже брови полезли вверх, когда он увидел в микроскоп красивую, похожую на пчелиные соты ткань березы.

— Коля, это же великолепно! Никаких нарушений! Что же это такое?

— Ну, если уж тебе это так понравилось, покажу еще фокус.

Тунгусов снова сунул брусок в генератор и через несколы-о секунд, понюхав, вынул его. Теперь брусок был похож на пересушенный сухарь из крутого кислого теста. Его грани вдавились, углы стали острыми.

— На-ка, распили его пополам.

Федор распилил. Тонкий внешний слой древесины был тверд, едва поддавался пиле, внутри бруска оказался уголь.

— Сгорел! — воскликнул вконец пораженный Федор. — Нет, это прямо чертовщина какая-Tot Сгорел внутри! Как же это может быть, Коля?

— Как, как? — заворчал Тунгусов. — Все очень просто. Я помещаю брусок в электрическое поле высокой частоты. А частота тут знаешь какая? Около тридцати миллионов колебаний в секунду. Эта частота дает волны длиной в один сантиметр. Энергня поля пронизывает древесину всю насквозь и, действуя на молекулы, вызывает равномерное повышение температуры сразу во всей массе бруска. Вода превращается в пар и уходит сквозь поры, как ты видел. Процесс этот можно провести почти мгновенно, если усилить энергию поля. Но тогда пар, ие успевая выходить наружу, будет рвать дерево. Получатся трещины. Теперь ты понимаешь, почему все известные сейчас способы сушки требуют очень длительного времени либо дают сплошной брак? Ведь иначе и быть ие может. Вы нагреваете дерево извне. Что получается? Дерево — очень плохой проводник тепла, поэтому прежде всего высыхают его внешние слои. Высыхая, они сжимаются и в то же время становятся хрупкими. А внутри — прежний объем. Возникают колоссальные напряжения, которые н разрывают дерево. А при том способе, который я тебе сейчас показал, благодаря равномерности нагревания во всей толще дерева никаких напряжений нет и

быть не может, поэтому и древесина не разрушается. Понятно?

— Не совсем. Если нагревание происходит равномерно во всей толще, то почему же у тебя брусок сгорел только внутри, а поверхность его уцелела?

— А это потому, что испарение влаги с поверхности несколько охлаждает наружный слой, и нагревание его немного запаздывает. Если держать его дольше, сгорит весь.

— Слушай, Коля, а можно таким образом сушить большие массы древесины, скажем, бревна?

— Конечно, можно. Надо построить более мощный генератор, с большим конденсатором, и пропускать через него бревна по конвейеру.

— Но ведь это же замечательно! — снова зажегся Федор. — Это выход нз положения! Пожалуй, авиастроение может подождать отказываться от дерева, а мне... не придется менять специальность!.. Коля, ты должен наладить это дело. Давай возьмемся вместе, у нас, на заводе! Ведь это будет целая революция! Мы сохраним стране ценные металлы, удешевим самолетостроение... Я все организую, буду работать сам, ты только сделай проект и руководи. Ну, идет?

Тунгусов задумался. Предложение было соблазнительное, но новая работа потребовала бы немало времени и внимания. А «генератор чудес»?..

— Что ж, пожалуй... Но не раньше, чем я кончу свою машину. Никаких новых дел я до этого не начну. Возможно, что ждать долго не придется, вероятно завтра будет готова последняя оптика... А ты пока зондируй у себя на заводе почву. Да ие горячись, смотри, я еще не знаю точно, скоро ли кончу, всякие могут быть сюрпризы...

Наступили последние, решающие дни.

Ровно полгода прошло с тех пор, как Тунгусов с головой ушел в создание своего фантастического «генератора чудес». Таинственное это название, иронически брошенное впервые Федором, теперь приняло приличную, строгую форму «ГЧ».

Вопреки обыкновению Тунгусова аппарат не был отделан до конца. Чрезвычайно сложный монтаж, бесконечное количество деталей не были заключены в общую оболочку. Нехватало «одежды». Ее заменял простой бязевый чехол, который Тунгусов набрасывал сверху, когда прерывал работу.

Было несколько сложных конструктивных узлов, детали которых могли быть окончательно размещены только после тщательной проверки их в работе. И Тунгусов проверял, искал наиболее выгодное расположение деталей. Колоссальная частота пульса, который готов был забиться и оживить холодное пока тело «ГЧ», заставляла учитывать каждую десятую долю миллиметра взаимной близости деталей и экранов, ибо именно в этой близости, в чутком касании и сплетении невидимых электрических и магнитных полей и рождались новые лучи.

Тунгусов вовсе перестал выходить из дому.

Каждый новый день он считал последним днем этой кропотливой, утомительной работы. Он измерял, рассчитывал, вычислял, отвинчивал и снова укреплял детали. А они в это время опять сползали с назначенного им цифрами места, смещались на какую-нибудь неуловимую часть миллиметра, на незаметную долю градуса... Измерительные приборы капризничали, приходилось вычислять и учитывать ошибки, придумывать новые способы измерений...

Тетя Пзша даже ворчать перестала. Она знала, что работа кончается, и ждала этого конца с таким же нетерпением, как и Тунгусов.

— Стекла-то все привинтил? — спрашивала она участливо, поглядывая издали на странный аппарат.

— Стекла все, тетя Паша. Теперь вот катушки остались...

— Много ли катушек-то? — деловито осведомлялась она, по-своему оценивая объем работы. И Тунгусова бодрила и радовала эта живительная струйка простого человеческого участия.

Мучительно медленно приближавшийся конец работы тем не менее наступил неожиданно и ошеломляюще. Вдруг оказалось, что делать больше нечего. Все сделано! Сложнейшие задачи решены, все детали готовы, проверены, поставлены на места... Проверять больше нечего. Идея осуществлена! Верно ли?..

Впервые Николай почувствовал тревогу за результат работы. А вдруг ошибка?! Вдруг его научные обобщения, из которых создан этот рогатый, причудливый аппарат, — лишь фантазия самоуверенного дилетанта, перескочившего за пределы собственных возможностей?.. Сейчас это решится!

Остается только включить генератор, поставить на пути луча микроскоп с биологическим приемником-детектором...

Нет... Николай медленно снял с гвоздя покрывшуюся пылью кепку, заметил этот налет, усмехнулся и вышел, хлопая кепкой об руку. Тетя Паша, услышав его шаги, медленно выплыла на порог кухни и застыла.

— Кончил, что ли?

— Пойду прогуляюсь, — уклончиво ответил Николай.

Был тихий и теплый вечер. Николай дышал полной грудью после долгого своего заточения.

Шли прохожие, неслись, крякая, как утки, автомобили.

Николай старался ни о чем не думать, но не мог заглушить смятенных мыслей. «Ошибки не может быть!» Дойдя до первого же переулка, он не выдержал, повернул назад и быстрым шагом вернулся домой.

Нечего медлить, все в порядке! Сейчас он даст ток, и из круглого отверстия в толстом свинцовом экране брызнут новые лучи...

Лучн, которые дадут человеку власть над веществом, лучи, которые позволят разрушать или переделывать материю в зависимости от поворота вот этой эбонитовой ручки.

Вот кусок железа. Он уже давно ждет своей участи. Сейчас Тунгусов нацелится на него, повернет ребристую ручку верньера так, чтобы белая стрелка его остановилась на цифре «26». Тогда из свинцового отверстия пойдут «лучи железа», колебания которых соответствуют незримым волнам, исходящим от этого куска. И железо начнет резонировать... Никто не знает, что такое резонанс. Но резонанс — это страшная сила. Слабым своим голосом человек крикнет: «О-О-О-О!», и в этом звуке может оказаться тон, который разрушит скалу.

Но это механика... Электрический резонанс сильнее, он действует на самую крепкую в мире систему — на атом.

...Если самый быстроходный современный самолет на полном ходу — двести пятьдесят метров в секунду! — врежется в скалу, пострадает немного скала, разобьется вдребезги самолет, но ни один атом камня или металла не будет нарушен... А электрический резонанс... ...Железо начнет резонировать. Чуть заметный поворот другой ручки —и мощность колебаний усилится. Электроны атомов железа, попавшие в плен резонанса, метнутся вон, станут вылетать нз своих орбит!

Равновесие атома нарушится. Атом железа перестанет быть атомом железа: он станет атомом марганца, хрома, ванадия, титана...

53