Техника - молодёжи 1939-07-08, страница 64
одна только медицина. Эти. победы принадлежат социализму. Небывалое улучшение условий труда, питания, жилищ, отдыха, лечебной помощи и т, д. — вот что, а не развитие самой медицинской теории привело к этим победам... —. Неверно! Мы лечим людей! — обиженно кричит кто-то. — Мы лечим людей уже тысячи лет. И во многих случаях хорошо лечим. Я го- , ворю о том, что если кривая здоровья в нашей стране за последнюю четверть века пошла резко вверх, то это случилось совсем не потому, что наша врачебная наука так же резко шагнула вперед за это время. Наоборот, я утверждаю, что она сильно отстает в своем развитии от других наук, она топчется на месте. Правда, с течением времени мы все лучше лечим людей, потому что развивается искусство лечения. Искусство, а ке наука! Будем откровенны, товарищи. Разве, приступая к лечению больного, мы бываем когда-нибудь твердо уверены в том, что мы его вылечим? Лучшие люди страны преждевременно уходят от »ас, несмотря на то, что все средства, все силы медицина мобилизует на их спасение. В чем тут дело? Да в том, что мы не имеем правильного представления о самом существе тех процессов, которые происходят в больном организме, Ридан увлекается, становится все более резким, может быть более резким, чем этого заслуживает аудитория. Но это его стиль: ничего не сглаживать, не прятать; наоборот, выпячивать все острые углы. Его слушают с волнением. Почти каждая его мысль вызывает движение в зале: одни возмущаются, другие аплодируют. — Разве это не так? — продолжает Ридан. — Разве мы знаем, что такое ревматизм, например? Или многие кожные, «нервные», «конституциональные» болезни? Не знаем! А лечим и вылечиваем. Но разве это наука? Так лечились и дикари, которые во многих случаях прекрасно знали, что надо делать при появлении определенных признаков болезни. От них и мы кое-чему научились, например применению хинина —* нашего основного средства против малярии. Крики возмущения снова сливаются с аплодисментами. — Многим это горько слышать, — серьезно говорит Ридан.— Но эта горечь, я убежден, полезнее нам сейчас, чем сладкие звуки победных литавр... Именно об этом надо говорить. Медицина издавна не привыкла, чтобы о ее тайках говорили вслух или на общепонятном языке. Может быть, это сыграло роль в ее отставании... Недавно один мой знакомый пациент проделал интересную работу. Заболев сильнейшим насморком, он пошел по врачам и начал записывать советы, которые они ему давали. Получилась недурная коллекция методов лечения. Разрешите ее огласить. Четыре врача рекомендовали капли в нос и дали четыре разных рецепта этих капель. Затем идут: вдувание борной кислоты, прием аспирина внутрь, прогревание синим светом, горчичные ванны для нОг. Узнав из газет о новом радикальном способе лечения насморка втиранием змеиного яда в ладонь руки, больной обратился к известному лярингологу, который дал ему лучший совет: не тратить времени на посещение врачей и ждать, когда насморк сам пройдет, ибо для данной формы заболевания («сенной насморк») медицина не . знает средств... Ни для кого из нас не секрет, товарищи, что это очень характерный случай для современной медицины. Самое интересное в нем то, что каждый из перечисленных способов . лечения 'в разных случаях действительно может излечивать от насморка. Врачи, прописавшие капли в нос. и ванны для ног, были одинаково правы. Остановись пациент.на любом из советов, и он мог бы вылечиться. Но тут же обнаруживается основной корок нашей теории: мы не мо-«ем объяснить,' как столь разнородные воздействия, направленные, казалось бы, на совершенно разные аппараты живого организма, могут приводить к одинаковому результату. Мы не знаем ни механизма действия лекарства, ни механизма самого болезненного процесса. Ридан приводит доказательства. Он оглашает цитаты из трудов Целого ряда специалистов по разным болезням. Для каждой существует несколько теорий. Язвы желудка и кишок объясняются десятью разными теориями. Отек —тоже. Блессинг насчитывает триста пятьдесят теорий для одной распространенной болезни зубов... Оказывается, что нет ни одной болезни, механизм которой был бы ясен до конца. — Вот о чем нужно думать, товарищи. Обилие теорий говорит о слабости медицины. Хоть мы иногда и прекрасно лечим, но мы не знаем, что такое болезнь вообще, какова природа всякого болезненного процесса. И до тех пор, пока мы не будем этого знать, пока сотни различных теорий не сменятся одной единственной, дающей представление о существе всех, без исключения, патологических явлений в организме,— до тех пор медицина будет только ремеслом, искусством, а не наукой. В последние годы наметился путь к созданию такой теории. Экспериментальные работы нашего и некоторых других институтов показывают с очевидностью, что всякая болезнь есть естественный результат какого-то нарушения нормальной деятельности нервов. Мы доказали, что достаточно нарушить нервный баланс на любом участке организма, чтобы вызвать какие угодно известные нам виды болезненных симптомов... Наша задача сейчас состоит в том, чтобы овладеть нервами, научиться восстанавливать в организме нормальный нервный режим, Однако это — тема, требующая особого доклада. Придет время, и мы об этом поговорим подробно... После этого «свирепого выступления» в работу Ридана включается еще несколько научных коллективов. Наконец появляются долгожданные «аргументы». Они приходят под скромным видом но- • вых случайных подтверждений правильности идеи о тесной связи, существующей между течением болезненных процессов и нервами. Рндану сообщают из туберкулезной клиники о таком случае: у больного туберкулезом языка был (по другому поводу) перерезан языкоглоточный нерв, после чего болезнь быстро пошла на убыль, а микроба Коха перестали размножаться и стали менее жизнеспособными. Другой случай: хирург профессор Невский, широко применявший местное обезболивание тканей во время операций, констатировал, что впрыскивание новокаина, как правило, вызывает исчезновение отеков к само по себе оказывает могучее лечебное действие даже при гнойном перитоните. Ридан моментально схватывает основное. Он собирает своих помощников, рассказы-■ вает им о новых фактах и делает вывод: — Все ясно, товарищи! Перерезка важного нерва, так же как и действие новокаина, ..выключает определенный участок нервной сети и тем самым заставляет ее как-то перестраиваться, приспосабливаться к новым условиям. Таким образом, та комбинация нервных отношений, которая перед этим сложилась и обусловила появление явных болезненных симптомов, нарушается, и болезнь уже не находит почвы для своего развития. Перерезка нервов нам, конечно, не годится: она . неизбежно сама приведет к каким-либо болезненным явлениям. Но знестез'ия— это замечательно. Она дает только толчок, необходимый для какого-то незначительного сдвига в нервных функциях, и ничего ке разрушает. Мы сделаем ее могучим рычагом управления. болезненными процессами, вот увидите! Так рождается знаменитый метод «бло-кады». Вслед за ним появляется «буксация»— ' своеобразный гидромассаж спинного мозга, который, оказывается, также способен вре-.: менно менять нервные отношения в организме. Наступает день, когда к Ридану являются сияющий, помолодевший малярийник доктор Дубравин и его новый сотрудник аспирант Данько, окончательно поругавшийся со скептиком-микробиологом Хал-товским. С видом победителей они кладут Ридану на стол свои трофеи: пачку исто-. рий болезни. — Полная победа, Константин Александрович! — весело кричит Данько. — Смотрите, тут одиннадцать случаев... — Постойте, дорогой, так же нельзя, нужно по порядку, — перебивает доктор, г-Давайте уж я .расскажу. Ридан помнит этот знаменательный рассказ в мельчайших подробностях. : —■ Ну, у нас с малярией дело обстоит так,— говорит Дубравин:-—лечим хинином. Одних вылечиваем, других —нет. Считается, что существуют этакие особые расы плазмодиев — «хиноупорные». Ладно. Мы и отобрали сорок человек таких больных, с разными формами малярии. У все* регулярные приступы лихорадки; хинин — никакого влияния. И вот мы к обычному хшшому лечению прибавили известный вам массаж мозга.—-бузссацию. Эта манипуляция была сделана только один раз каждому больному. Результат: у всех сорока Приступы лихорадки прекратилйсь тотчас после буксацни. Вот их истории болезни... У Дубравина глаза «лестят из-за очков. — Понимаете, Константин Александрович, — вырывается Данько, — еслй бы плазмодии этих больных были действительно хиноупорными, то... — Погодите, Данько, — снова останавливает доктор,--есть еще интересный факт. Среди этих сорока двое особенно интересны: у них была тропическая форма, да к тому же хиноупориая. И они выздоровели! Тогда мы подобрали новую партию из одиннадцати больных только тропической малярией... — И совсем перестали давать им хинин! — вставляет Данько. — Да, перестали. Двенадцать дней выдерживали, чтобы они совсем очистилась от хинина. И тогда сделали им ту же буксацию. Больше ничего. — Ну?— подгоняет Ридан в величайшем нетерпении, • -- Ну, и в десяти случаях из одиннадцати мы получили полное выздоровление! Ридан вскакивает: — Полное выздоровление?! •— Полное. И плазмодий в их крови, несмотря на неоднократные поиски, не был обнаружен. Теперь уже ничто не может удержать Данько: — Ваши прогнозы подтвердились, Константин Александрович, и с микробами re. перь все ясно. Не только в них сидит болезнь. И хинин действует не на них, а на нервы, как и буксация. И хиноупорен бы-, вает не плазмодий, а организм. .И совсем не нужно охотиться за микробами, а нужно искать способов такой перестройки нервной системы, при которой будет невозможна болезнь. Микробы тогда и сами исчезнут вместе с другими признаками бо- f Ридан не перебивает своего ученика. Он смотрит на него с ласковой улыбкой. Все эти эпизоды, вся эпопея с нервами, глубоко взволновавшая научный мир,, были теперь для Ридана давно пройденным эта- Еще продолжались жестокие \ споры, осторожные «старики» возводили хч;грсум-ные теоретические сооружения, 'за щитить свои позиции. ПоследоЕ-згйлй эй-. 62 |
