Техника - молодёжи 1939-07-08, страница 62

случаев <

того насекомого — химический оЯсог, под действием которого работа нервов на данном участке нарушается хотя бы временно. Со-сеЖние участки нервной системы, функционально' связанные с пораженным участком, вынуждены как-то перестроиться, приспособиться к происшедшему изменению. Затем перестраиваются еще более отдаленные участки/ Так начинается перестройка внутри нервно^ системы. Она захватывает все новые и новые участки и наконец приводит к какой-то иной комбинации нервных отношений,' при которой становятся неизбежными явные признаки болезни. До сих пор медицина уделяет заболеваниям нервов особое мёсто, особую главу патологии. Изучая болезни, она только в некоторых случаях принимает в расчет нервный компонент. Это ошибка! Теперь мы можем утверждать, что нет Такой болезни, в которой нервы не только не прини-* мали бы участия, но и не играли бы ведущую и решающую роль. А отсюда следует, что и лечить болезни можно, воздействуя на нервную сеть. Медицина, применяя свои обычные методы лечения, так и тя, правда, она в большинстве 1ма об этом и не подозревает... в этом ее несовершенство.

Ридан встал.

— Мы открываем новую главу в истории медицины. Вопросы есть?

Ошеломленные новыми мыслями, слушатели несколько мгновений сидят неподвижно. Потом сразу все поднимают руки.

— А микробы?

— А инфекционные заболевания?

Ридан смеется.

— Я так и думал. Чем неожиданнее мысль, тем больше в ней неясного... Предлагаю на этом, товарищи, закончить наше совещание. Обдумайте эту новую концепцию. Многое, я уверен, само собой станет ясным, лишние вопросы отпадут, останутся самые дельные. В ближайшие дни соберемся снова...

Опыты с животными продолжаются. Почти каждое утро приходит грузовик и привозит десяток-два новых собак.

В бактериологической лаборатории начинается война: два лагеря определились там сразу же после выступления Ридана. Руководитель лаборатории 'профессор Халтов-ский, известный своими блестящими работами по. микробиологии, возглавляет сопротивление. Видя, что большинство его сотрудников уже увлечено идеей Ридана, он начинает действовать со свойственной ему деликатностью и какой-то едкой нежностью.

— Константин Александрович — горячий человек, — говорит ои. — К сожалению, в науке это не всегда... помогает. Он говорит: «все болезни», «все патологические процессы». Боюсь, что это ошибка, и нам следует во-время уберечь от нее профессора. Почему «все»?! Ну, а, скажем, инфекционные заболевания? Их тоже организуют нервы? Значит, вся борьба с микробами насмарку? Микробы ни при чем? Значит, величайшие открытия Пастера, Мечникова, Дженнера, Коха, Эрлиха и других знаменитых ученых, благодаря которым человечество . избавилось от чумы, оспы, дифтерита, сифилиса. — ошибка?!

«Ридановцы» молчат. Тяжелая артиллерия профессорских аргументов подавляет своей авторитетностью. И нотки «справедливого возмущения», уместно звучащие в словах профессора, так убедительны... Правда, несколько нехватает ясности. Так ли уж неизбежно тревожить имена столпов?

Аспирант-комсомолец Данько ищет ясности, насупившись и уродуя в руках спичечную коробку. Спички в ней уже перестают держаться и то и дело выпадают

-— А все-таки эти экспериментальные язвы на ногах получаются именно от раздражения нерва в отдаленном пункте, а не

от микробов, — упрямо произносит Данько и сразу переводит спор с туманных высот в область конкретных представлений и фактов. — Каждый раз эта операция неизбежно приводит к язвам. Куркин это доказал. Тут сомнений не может быть; знаете, сколько он таких операций проделал?

Халтовский дергает "усом, почесывая зубами прикушенную губу.

— Хорошо! Но ведь мы же убедились, что все эти язвы кишат обычными для них микробами. Или, по-вашему, микробы тоже появляются в результате раздражения нерва?

Данько молчит.

— Попробуйте-ка получить экспериментальную язву без микробов, чисто нервным путем, — язвительно подчеркивает микробиолог, шевеля в воздухе пальцами.

Можно подумать, что разговор этот передается по какому-то институтскому «нерву» в «отдаленный пункт»—-к Ридану, Он вдруг появляется в лаборатории.

— Вот что, товарищи! Язвы на стопе возникают в результате одного только воздействия на нервную систему. Факт доказан. Между тем язвенный процесс во всех наших экспериментах сопровождается появлением обычной для него бактериальной флоры. Попробуйте-ка разобраться, в чем тут дело...

И он уходит.

Халтовский мрачно смотрит в пространство.

А Данько поднимает голову и улыбается товарищам.

Между тем слухи о ридановских опытах разбегаются, как капли ртути, из института и начинают пульсировать и переливаться в научных учреждениях, в клиниках, в семьях ученых. Всюду возникают споры, намечается раскол: одни уже находят в новой теории объяснение многих непонятных явлений, другие трепещут перед возможным потрясением основ.

Ридан знает все это. Ему рассказывают сотрудники, ему звонят; наконец, приходят посетители, чтобы получить указания и в своих учреждениях начать работу на новой базе.

В один прекрасный день аспирант Дань-в Тропическом институте,

пробирку немного крови и прибавляет столько же хинина. В другую пробирку с кровью, кишащей плазмодиями, он вливает больше хинина. В третью добавляет порцию такого крепкого | раствора, который отравил бы любого че-

Пробирки в термостате. Опыт продол, жается долго. Данько время от временв подходит к микроскопу. Во всех пробирках плазмодии продолжают жить. Хинин действует на них!

— Что скажете, товарищи? — Данько оглядывает своих друзей.

— Такие опыты известны давно... — ; ло говорит один.

— Я знаю. Я хотел убедиться сам. Но вас эти опыты разве не убеждают в что хинин прямого действия на плазмодиев не оказывает?

— Нет, не убеждают. В пробирке — одщ а в организме создается очень сложная обстановка.

— Согласен. Но почему же она создается?

— Под действием хинина.

— Значит, хинин действует на организм, а не на плазмодиев? И точка приложения его действия, очевидно, нервы?

Малярийники разводят руками.

— Механизм действия хинина неизвестен. Кроме того, бывают хиноупорные ра-

спросами, но он ограничивается короткой информацией и отклоняет дебаты. Некогда, он по делу.

— Для того чтобы избавить человека от малярии, вы стремитесь уничтожить малярийных плазмодиев в его крови. Так?

Начало принципиальное и интригующее. Институты затихают, предвкушая новые откровения, и с готовностью подтверждают: «Так, так».

— С этой целью вы даете больному хинин, который и убивает плазмодиев. Так?

— Так.

— Разрешите маленький эксперимент. Дайте немного крови. Свежей малярийной крови, наполненной живыми плазмодиями. Кубика два-три.

Кровь приносят в термостате, сохраняющем температуру тела. Другой термостат специально приспособлен для исследования. Он соединен с бинокулярным микроскопом, который дает возможность рассматривать население еще живой, теплой крови, входящей в капиллярную щель между двумя подвижными дисками из тончайшего стекла. л

Данько медленно вращает дисйи, прильнув к окулярам, и тотчас натыкается на плазмодиев. Бледные бесформенные комочки, наполненные черными точками пигмента, медленно движутся, вытягивая свои тупые, округленные выступы.

— Так. Они живут. Теперь дайте раствор хинина, который вы впрыскиваете больным.

Данько несколько обескуражен ;

— Ладно. Подождем. Когда это выяснится?

— Больной только что принят. У н двухдневная форма малярии. Сегодня . низируем, завтра-послезавтра уже будем

Через день выясняется, что «раса паразитов не хиноупорна»; хинин прекратил пароксизмы лихорадки у больного. А плазмодии его выдержали в пробирке лошадиную дозу этого яда!

После посещения Данько, после его рассказов о новых работах старый врач-маля-рийник доктор Дубравин подолгу сидит в лаборатории, курит, думает, просматривает старые пачки историй болезни,

— Они правы, — говорит он однажды своим аспирантам. — Правы ридановцы! Я всю жизнь, можно сказать, просидел на малярии и всегда сталкивался с фактами, говорящими о том, что малярия и плазмодии—разные вещи. Но я вместе со всей медициной не мог решиться признать это, все отыскивал разные каверзные объяснения фактам. И вот мы дошли до того почти отожествили кнопку и звонок... ве не так? Разве у нас плазмодий не синонимом малярии? Вместо того чтобы лечить организм, мы охотимся за его паразитами, которые, может быть, только потому и развиваются в нем, что болезнь создает для них благоприятные условия. ] Подумать только, какая чепуха получается: основное наше оружие — хинин -явно безвредно для плазмодиев! Зная это,

плазмодиев... чтобы попасть в малярию. Но ведь уже три века назад южноамериканские дикари жевали кору хинного дерева, чтобы избавиться от лихорадки. Сейчас для меня совершенно ясно: хинин действует именно.на организм, а не на плази ев. И паразитов убивает организм, а н< нин. Это далеко не одно и то же, товари-, щи. Тут огромная принципиальная разница. Мы ориентируем всю нашу методику ле> ния на непосредственное уничтожение i разитов в крови, а очень возможно, что это невыполнимая задача. Отравить паразитов, наполняющих кровь, не задев, не повредив при этом самую кровь,— разве это не абсурд? Нет, Ридан прав. Все наши усилия должны быть направлены к тому, чтобы заставить организм прекратить по-

60