Техника - молодёжи 1940-10, страница 54

леть. Земля еще темна, но то и дело появляются на ней белесые пятнышки неба, отраженного в реках и озерах.

Река Уфа появляется внезапно справа, как след гигантского червя, пролезшего в ложбинах среди гор. Самолеты сворачивают круто и «дут дальше, следуя извивам реки, покрытой жидким утренним туманом, Ридан всматривается вниз, следит за стрелкой часов. (Время пути, рассчитанное летчиками, истекает. Еще минуты две-три...

Вот они!

Полосы дыма, смешивающегося с туманом, красные огни костров на воде, на лодках, указывают место и направление посадки. Ридан не смотрит на эти огни. Его взгляд устремлен на берег, он уже видит там палатку, движущиеся (фигуры людей у воды...

Больше ничего не видит там Ридан.

Тихое ущелье наполняется оглушительным рокотом моторов. Летчики делают круг, опускаются ниже, еще круг, третий, заходят снова, изучая трудное место посадки. Один самолет вдруг круто ныряет в узкое ложе реки, выходит на расширение и садится, разбрасывая волны лапами поплавков.

Ридан вскакивает в одну из подлетевших лодок и через минуту выходит на берег. Наташа с разбегу бросается ему на грудь. Федор и Николай молча приближаются к профессору. Какой-то человек с странно искаженным лицом, в котором Ридан с трудом узнает Виклинга, Медленно, как побитый, провинившийся пес, отходит в сторону.

— Где? — коротко бросает Ридан.

Его ведут к роднику. Холодные струи, бьющие 'из-под земли, колышут складки парусины. Тело поднимают толовой на песок, открывают лицо...

Друзья в молчании стоят вокруг.

Ридан опускается на песок, протягивает руку в сторону и слеша машет кистью назад. «Отойдите. Оставьте нас», говорит этот жест. Голова Анны у него на руке, он склоняется над ней все ниже, ниже. Друзья отходят к палатке.

Губы профессора вздрагивают, кривятся, едкие отцовские слезы сбегают со щек и падают на дорогое мокрое лицо...

— Анка... Анка... Дочь моя... — шепчет Ридан, объятый горем.

Чуда нет.

Ридан оборачивается и кивком головы подзывает друзей.

— Зовите скорей санитаров, — говорит он твердо и, снова закрыв Анну парусиной, погружает ее в воду.

Несколько секунд он держит руку в роднике. Рука начинает коченеть.

— Хорошо... — шепчет он, поднимаясь, потом спрашивает Николая: — Давно она здесь?

— Часов с десяти вечера.

— Значит, до того прошло...

— Около... двух часов, —¹ с трудом припоминает Николай.

Санитары на носилках уносят тело в лодку, переправляют к самолету, потом осторожно поднимают носилки и вдвигают их в люк, внутрь фюзеляжа. Там тело Анны перекладывают в щинковый холодильник, камеры которого наполнены льдом.

Ридан высовывается из окна кабины; лицо его серо, глубокие тени легли в глазных впадинах. Он выглядит почти так же, как те, кто встретил его здесь, в лагере. Но .в голосе уже звучит власть человека, знающего, что надо делать.

— Николай Арсентьевич, — говорит он громко, склоняясь над лодкой, — поднимайтесь сюда, вы полетите со мной сейчас же. Остальные —за нами, на второй машине.

Самолет тяжело отрывается от воды и, медленно набирая высоту над руслом реки, исчезает за поворотом j ущелья. Поднявшись над вершинами гор, он берет курс прямо на запад.

Николай сидит в удобном мягком кресле и впервые $&чинает чувствовать неве

роятную усталость. Нервное напряжение, державшее его на ногах до последнего момента, падает. Ридан находит в аптечке самолета какое-то снадобье и дает Николаю выпить.

— Теперь откиньтесь назад, Николай Арсентьевич, вот так... и спите. В вашем распоряжении почти три часа. Мне еще понадобится сегодня ваша помощь.

Слово «спите» действует магически. Николай засыпает почти мгновенно и уже не слышит последних слов профессора.

В пять часов сорок минут утра самолет опускается в Москве. Санитарная карета принимает холодильник прямо из самолета и мчится вслед за машиной .Ридана на Ордынку.

Особняк спит. Тяжелый цинковый ящик поднимают наверх, ставят в просторной комнате «консерватора». Санитары уходят.

Через двадцать минут Николай, с трудом понимая, чего от него требует профессор, включает аноды своего «консерватора», проверяет настройку на «узел условий» и вслед за тем поднимает рубильник конвейера.

Тело Анны в чехле из тонкой прорезиненной ткани проплывает сквозь поток лучистой энергии.

Так началась одна «з самых дерзких попыток человека низвергнуть законы природы, незыблемость которых была освящена тысячелетиями.

Никто не знал, что замышляет профессор Ридан. Он ушел в себя, стал мрачен и молчалив, на вопросы отвечал не сразу, видимо с трудом отвлекаясь от тяжелых и сложных мыслей. И горе, глубокое, непреодолимое, сквозило в каждом так непривычно замедленном его движении.

Комната «консерватора» была закрыта для всех, кроме нескольких работников института, которых профессор то и дело вызывал к себе.

Федор, Наташа и Виклинг вернулись в тот же день, спустя три часа после приезда Ридана. 'Мрачное это было возвращение. Они молчали всю дорогу. Говорить было не о чем.

Чуда не произошло. Сам Ридан плакал над телом дочери...

Проще всех переживала катастрофу Наташа. Горе ее превращалось в слезы и в них тонуло, ими в какой-то степени погашалось.

Чувства Федора осложнялись сознанием ответственности и вины. Он был инициатором путешествия, был руководителем, «капитаном», он должен был предотвратить возможность аварии! Он главный виновник катастрофы и горя друзей, отца!..

Вернувшись к себе домой, Федор нашел повестку, приглашавшую его явиться в военный комиссариат. Федор схватился за повестку, как за спасательный круг. Он тотчас же, раньше назначенного срока, отправился в комиссариат и просил назначить его на самый ответственный, самый неспокойный участок границы. На другой день он уехал на Дальний Восток. Друзья поняли его.

Виклинг исчез в день приезда, не попрощавшись, не произнеся ни одного слова. Ни у Федора, ни у Наташи нехватило внимания и энергии сказать ему что-нибудь ободряющее, хотя он, .видимо, был по-прежнему на грани безумия.

Никто не видел, как преобразился Виклинг, когда его машина отошла от аэродрома. Вяло опавшие плечи приподнялись, крутые складки, вертикально избороздившие лоб, исчезли, скорбно сдвинутые брови стали на место. Вновь стало красивым, слегка печальным лицо. Он пригладил спутанные волосы, широко вздохнул. Потом быстро, как бы вспомнив нечто важное, сунул руку в боковой карман и вынул конверт. Письмо... листок, испещренный цифрами... все в порядке. Конверт отправился снова в карман. Все в порядке... Преступления нет, ибо нет улик, нет даже подозрений. Единственный свидетель мертв... Виклинг передернул плечами, и судорога страдания прошла по его лицу.

Он задержал машину у блестящего подъезда наркомата, оставил свой небольшой чемодан внизу, в раздевалке, и вошел в лифт. Через минуту он открыл дверь в кабинет, на двери которого красовалась изящная табличка: «Тов. Витковский С. А.»

Прямо перед Виклингом, посреди кабинета долговязая уборщица орудовала тяжелым пылесосом. Горкой стояли у окна пе-ревернутые стулья.

53