Техника - молодёжи 1941-02, страница 52

ли со стороны японского народа радушное отношение. Но только со стороны народа, а не правительства, — здесь была колоссальная разница, как ыы очень скоро в этом убедились... И в этом смысле Япония оказалась тоже двуликим Янусом.

Вскоре мы выехали на равнинную местность. Всюду виднелись вспаханные поля, главным образом рисовые плантации. Мы обратили внимание на весьма своеобразную систему водоснабжения этих земельных участков. Вода из водоемов проводилась по пустотелым стволам бамбуковых деревьев, которых так много произрастает в Японии. Мимо нас мелькали японские деревеньки с примитивным и незатейливым хозяйством. Домики были похожи на карточные. То тут, то там стояли оригинальные каменные фонари, в которых теплились лампадки, зажженные суеверными жителями в честь умерших предков.

Далее железная дорога потянулась по берегу ' Тихого океана; показалась играющая под лучами солнца лазурь безбрежного моря —с белоснежными парусами рыбачьих лодок, с песчаной отмелью прибрежной полосы и типичными японскими соснами, вздымающими к небу свои искривленные сучья.

Мы ехали в Японию, почти ничего не зная толком о ней—о ее обычаях, хозяйственной жизни, культурном облике. Никто из нас не понимал ни слова по-японски. Из-за поспешности отъезда не успели даже захватить словарь или самоучитель. Но зато мы были хорошо подготовлены к выполнению своей миссии: каждый из нас отлично знал вооружение японской армии, материальную часть артиллерии, конструкции и боевые свойства орудий, снарядов, ружей, пулеметов.

Во время долгого путешествия я частенько прикидывал, что может из ручного огнестрельного оружия предоставить нам правительство микадо. Была надежда получить старые винтовки образца 1897 года системы Арисака. С этими винтовками японская армия шла против России в 1904—1905 годах, так что мы на себе испытали все их боевые качества. Ко времени мировой войны эта винтовка была заменена более новой системой того же Арисака — образца 1905 года.

Японская винтовка 1897 года по своему устройству принадлежала к современному оружию. У нее был магазин на пять патронов и так называемый скользящий затвор. Отличалась она от русской трехлинейной того времени главным образом тем, что имела несколько меньший калибр. Благодаря этому японская винтовка обладала даже несколько лучшими баллистическими качествами. Все же подавляющая часть государств не приняла для своих винтовок такого калибра, так как господствовало мнение, будто малокалиберные пули должны обладать обязательно н меньшей убойной способностью.

Однако мне самому пришлось исследовать этот вопрос в связи с разработкой нового патрона для автоматической винтовки. Я стал подробно изучать действие 6,5-миллиметровой винтовки Арисака. Внимательнейшим образом я просмотрел всю русскую н иностранную литературу по этому вопросу. Многие врачи, работавшие на фронте во время русско-турецкой и оус-ско-японской войн, оставили ценнейшие наблюдения о характере ранений различным оружием н в разных случаях. На тысячах примеров русских солдат, раненных в Соях под Ляояном, Мукденом, Тюрен-ченом, они показывали, что раны, производимые пулямя Арисака калибром в 6,5 миллиметра, заживают быстрее, чем от пуль более крупного калибра. Из этих примеров многие поспешили сделать вывод, будто пуля Арисака обладает меньшей убойной способностью. Появился даже весьма нелепый термин — «гуманная пуля».

Такое мнение составилось потому, что к решению этого вопроса подходили слишком односторонне. Рассматривая действие

пули, принимали во внимание почему-то лишь ее калибр, а не общее устройство. Прежние пули не имели оболочки. Поэтому они легко деформировались при ударе и наносили очень тяжелые рваные раны. Новые же пули, в том числе и Арисака, имели твердую оболочку и деформировались гораздо меньше.

Врачи, работавшие на фронте, сравнивали японскую пулю в 6,5 миллиметра со старыми пулями большего калибра и без оболочки, которые применялись в русско-турецкую войну 1877—1878 годов. Между тем, если бы они сравнили действие пули Арисака хотя бы с. русской оболочечной пулей калибром в 7,62 миллиметра, то результат получился бы несколько иной: тогда бы и не стали говорить, что уменьшение калибра до 6,5 миллиметра снизило убойную способность новой пули.

Придя к такому заключению, я подал в 1911 году соответствующий доклад в Артиллерийский комитет. После этого была образована особая комиссия из крупнейших хирургов, в присутствии которых были произведены опытные стрельбы на убойность по трупам животных пулями разных калибров. Эти испытания проводились по особой программе на стрельбище в Ораниенбауме. Они целиком подтвердили мои выводы: мнимая «гуманность» пули в 6,5 миллиметра объясняется вовсе не ее относительно малым калибром, а тем, что она, как и другие новейшие пули; заключена в оболочку и в силу этого меньше деформируется.

И вот спустя три года мне вновь было суждено встретиться с винтовкой Арисака. Но, опираясь на мое исследование и результаты опытных стрельб, я с уверенностью говорил себе: ходячее мнение о меньшей убойности этой винтовки — вздор, она ничуть не хуже других современных . образцов. И я вновь и вновь взвешивал в уме все ее преимущества и недостатки.

Некоторое преимущество винтовки Арисака по сравнению с русской заключалось в том, что у нее благодаря двухрядному расположению патронов магазин не выступал из ложа. Но затвор был значительно хуже нашего, так как состоял из многих мелких частей, легко терявшихся, особенно в боевой обстановке. Между прочим, в своем новом образце 1905 года Арисака устранил этот существенный недостаток: теперь его затвор состоял' из небольшого числа крупных деталей.

Существенная разница была в штыке. В России он делался граненым и всегда был примкнут к винтовке. У японцев штык был клинковый, примыкали его лишь в момент атаки, при непосредственном сближении с противником.

В общем, сравнивая различные достоинства и недостатки обеих систем, можно было признать, что русская трехлинейная винтовка 1891 года и японская винтовка 1897 года были равноценными. Поэтому я считал, что эти винтовки Арисака вполне подходят для того, чтобы быстро возместить недостаток в огнестрельном оружии у русской армии. Надо было лишь обратить строгое внимание на то состояние, в котором оии находились, и отобрать наименее изношенные.

Весь вопрос заключался в том, отпустит ли иам эти винтовки японское правительство.

ПЕРВЫЕ НЕУДАЧИ

Наш поезд подошел к Токио.

Мы двигались по дебаркадеру, окруженные восторженной толпой. Оглушительные крики «банзай» неслись со всех сторон. Фотографы щелкали затворами кодаков.

Вокзал столицы Японии поразил нас своей убогостью: он был тесный, грязный, с низкими, плохонькими строениями. На вокзальной площади нас ждало несколько автомобилей. И тут повторилась прежняя

история: каждый владелец хотел усадить нас обязательно в свою машину.

Вскоре мы подъехали к отелю «Сейокен», находившемуся недалеко от вокзала. С облегчением вздохнули мы, когда окончилась эта бурная встреча и наша миссия собралась в своем тесном кругу в тихом _и уютном номере отеля.

На следующее утро к нам приехал русский военный агент полковник Самойлов, живший в Иокогаме. Он должен был представить нашу миссию военному министру и начальнику японского артиллерийского управления.

Военный министр назначил прием в тот же день.

Сменив штатское платье на парадную форму, мы отправились в министерство. Министр принял нас в небольшой комнате с круглым столом, покрытым зеленой скатертью. Министр не походил на типичного японца. Это был высокий стройный человек лет пятидесяти, с энергичным бритым лицом европейской складки. На нем был мундир цвета хаки, очень мало отличавшийся от английского френча. Министр просил занять места у стола, выкалывая все время большую вежливость и любезность. Здесь же присутствовали начальник японского генштаба, начальник артиллерийского управления, представители оружейных заводов, а также несколько офицеров генштаба, бойко говоривших по-русски. Министр завел сначала чисто салонную беседу о погоде, о приятности путешествия и т. п. Полковник Самойлов нас уже предупредил заранее, что, по японскому обычаю, нельзя сразу приступать к делу, а надо потратить некоторое время на общие разговоры.

Наконец председатель нашей миссии генерал Гермониус, по знаку Самойлова, начал говорить на ту тему, ради которой мы все здесь собрались. Он изложил цель приезда миссии и просил отпустить для русской армии необходимое ей вооружение из запасов японского военного министерства.

С неизменной улыбкой и в самых изысканных выражениях министр ответил на это, что пожелания русского правительства будут подробно рассмотрены; однако вопрос этот не может быть разрешен быстро, так как Япония сама участвует в войне и сама нуждается в оружии.

— Вопрос об отпуске России винтовок, патронов и орудий потребует весьма основательного и длительного рассмотрения,— с этими словами министр встал, и аудиенция закончилась. Она продолжалась всего около пятнадцати минут, при этом три четверти времени мы говорили о совершенно посторонних вещах.

Стало ясным, что решение неотложного вопроса, имеющего огромную важность для русской армии, затягивается на неопределенное время.

Между тем нас донимали невероятным обилием всяких официальных встреч: одно за другим следовали разные представления, завтраки, званые обеды, вечера, визиты. Все это было в высшей степени утомительно и неприятно, так как мы вовсе не за этим проделали путь свыше двенадцати тысяч километров. Но японские круги, именно пользуясь подобными «развлечениями», хотели оттянуть время, а следовательно, и помощь русской армии.

Мы нервничали, обращались то к наше-му послу, то к военному агенту, но они были бессильны что-либо сделать. Вместо ответа нам неизменно привозили любезные приглашения на всякие банкеты, которые давались в честь русской миссии. К каким только ухищрениям не прибегали в этом отношении японцы!

Помню, мы как-то спустились в столовую при нашей гостинице. Здесь все было убрано любимыми японскими цветами —