Техника - молодёжи 1941-03, страница 32

все колебания тока более высокой частоты, чем 4000 в секунду. Речь Толстого сразу очистилась от всяких высокочастотных шумов и звуков, стала яснее.

Можно было бы уже приступить к записи голоса на пленку, но никто из работников лаборатории не слышал живого Толстого и не мог поручиться, что голос в репродукторе звучит верно, что он обладает настоящими толстовскими чертами — его тембром, высотой, силой, Все это могло значительно измениться на пути от рупора эдисоновского фонографа до современного репродуктора. Ведь на этом пути происходит столько превращений: сначала звуковые колебания превращаются в механические колебания мембраны, механические — в электрические, электрические — в световые, световые — снова в электрические и. наконец, снова в звуковые! А мы знаем, что даже когда человек говорит по телефону, где превращений звука гораздо меньше, его голос заметно изменяется, иногда даже становится неузнаваемым.

И вот в студию, где стояла наготове вся эта сложная современная аппаратура, были приглашены люди, близко знавшие Льва Николаевича Толстого. Тут был его сын Сергей Львович, внучка Софья Андреевна, личный секретарь его Николай Николаевич Гусев, близкий знакомый семьи Алексей Петрович Сергеенко. В электрическую цепь между старым фонографом и современным мощным репродуктором были включены специальные аппараты, с помощью которых можно было как угодно менять характер звука, тембр, силу, высоту.

Одна за другой были прослушаны несколько записей на валиках.

— Не то, не то, -— говорили близкие Толстого. — Слишком резко... Нужно мягче... И немного выше...

Инженеры лаборатории манипулировали у аппаратов. Звук менялся.

— Вот теперь правильно, — согласились наконец слушатели. — Тон, характер речи —• его, Только недостаточно ясно.

Тогда включили звукозаписывающий аппарат, и световой зайчик запрыгал в темной камере по фотопленке. Значительно улучшенная запись была зафиксирована па пленке.

Но это было еще не все. Действительно, речь Толстого звучала еще неясно: ее «загрязняли» разные шумы, трески, вклинившиеся в слова писателя, а в некоторых случаях, наоборот, выпадали целые слоги, стертые на валике фонографа.

На целлулоидной ленте все звуки видны. Каждый звук, каждый шум имеет свою характерную форму штриха, и специалисты-монтажеры, рассматривая готовую звукозапись и проигрывая ее, находят на ней штрихи соответствующие посторонним шумам. Эти лишние штрихи посторонних шумов были удалены с ленты, запечатлевшей голос Толстого.

Но как быть с недостающими звуками, от которых не осталось никаких следов на восковом валике? Монтажеры звукозаписи и тут не растерялись. Они нашли эти недостающие звуки в других местах речи Толстого и вставили их в нужные места.

Так, одну из записей Лев Николаевич закончил, как бы подписавшись, словами «Лев Толстой». Но последние буквы на восковой записи совсем отсутствовали, получалось «Лев Толст». Тогда слог «ой» был найден в другом слове, хорошо сохранившемся, и кусочек ленты с его штриховым изображением приклеили к слову «Толст». Слово было восстановлено.

Работники звукозаписи успешно справились с ответственной задачей. Живая речь великого русского писателя сохранена для потомков теперь уже навсегда.

С КИНОАППАРАТОМ

30