Техника - молодёжи 1946-10-11, страница 29м. ИЛЬИН Рис. Л. КАТКОВСКОГО ГЛАВА СЕДЬМАЯ В подводном царстве Два недоступных мира видели люди издавна, когда плавали по морю. Один был над «ими, другой под ними. Один отражался в другом. В оба эти мира вход людям был воспрещен под страхом смерти. В воздухе они могли дышать, но не умели летать. А в воде они умели плавать, но не могли дышать. Прыгая с обрыва в воздух, они разбивались о дно воздушного океана. А прыгая в воду, они погибали, даже не достигнув дна. Люди пробовали приучить себя к жизни в глубине воды, но даже самым опытным искателям жемчуга не удавалось пробыть под водой больше нескольких минут. Потолок был тут, у самых ног. В воздушном океане сначала поднялись вверх люди с приборами, а потом уже приборы отправились путешествовать одни. В океане воды было наоборот. Здесь людям легче было спустить в глубину прибор, чем опуститься самим. В воздухе для этого нужен был легкий воздушный шар. Здесь же достаточно было привязать к прибору груз, хотя бы пушечное ядро. Чтобы изучать воздух, люди отправляют наверх шары-зонды. А здесь, когда нужно изучать течения, каждая бутылка может, на худой конец, стать прибором. Для этого надо только хорошенько ее закупорить и засмолить. Ледяные горы и обломки кораблей, запечатанная бутылка или просто какое-нибудь бревно носятся по волнам и рассказывают о своих дорогах. Но если бы океанографы пользовались только такими «приборами», они мало знали бы об океане. Для исследования поверхностных течений и глубин было придумано немало сложных и хитроумных приборов: вертушки для «измерения скорости течения, батометры для доставания проб из глубины, глубоководные термометры, глубомеры. Есть и корабли, которые построены не для того, чтобы перевозить людей и грузы с берега на берег, а для того, чтобы годами плавать по океану и изучать его жизнь. Не многим знакомы имена пловучих обсерваторий: «Челленджер», «Тауска- 1 Продолжение. Начало см. в №№ 1, 2—3, 4, 5—6, 7, Я—9. pop а», «Витязь», «Метеор», «Книпович», «Персей». «Витязем» командовал знаменитый исследователь морей адмирал Макаров, геройски погибший во время рус-ско-японской войны. Я видел большой труд, написанный адмиралом Макаровым. Этот труд называется: «Витязь» и Тихий океан. Гидрологические наблюдения, произведенные офицерами корвета «Витязь» во время кругосветного плавания 1866— 1880 годов, и свод наблюдений над температурой и удельным весом вод северного Тихого океана». В книге сотни таблиц и много карт. Просматривая бесконечные ряды цифр, поражаешься упорству моряков, которые в течение нескольких лет шесть раз в сутки измеряли температуру и удельный вес воды на поверх-ности моря, а иногда вели наблюдения каждые пять или десять минут. Когда измеряли глубину и брали оттуда пробу, приходилось останавливать машину и убирать паруса. Тут было много работы и матросам и офицерам. «Весь экипаж корвета, — пишет адмирал Макаров,— принимал участие, когда приходилось ложиться в дрейф, и не было такого человека, которому в трехлетнее плавание не доставалось бы по нескольку десятков раз бегать на лине при вытаскивании батометра шш щипцов с грунтом». С любовью говорит адмирал о своих младших помощниках — мичманах, которые вели наблюдения и заносили цифры в журнал, не считаясь с погодой, с настроением моря. Пусть многие страницы этого журнала носили следы дождевых капель, упавших с фуражки мичмана. Это было только лишним доказательством того, что мичман во время бури не отсиживался в каюте, а честно делал свое дело. Все на корвете понимали, какую важную задачу им поручено выполнить. Вот что писал об этой задаче Макаров: «Глубины океанов, а в особенности морей, остаются как 'будто под покрывалом. И каждый раз, когда наблюдатель опускает в глубину моря свой батометр для доставания воды, он делает отверстие в этом покрывале. Таких отверстий сделано еще очень немного. То, что видно сквозь эти отверстия, дает только легкое понятие о явлениях, происходящих в глубинах. И нужно еще много и много трудиться, проби вая в различных точках таинственное покрывало, чтобы верно определить общую картину распределения температур и соленостей воды на глубинах и сделать правильные заключения о циркуляции воды в морях и океанах...» Старый моряк становился поэтом, когда писал о море, о таинственном покрывале, которое скрывает от нас жизнь подводного мира. Он понимал, что пройдет немало лет, прежде чем люди сдернут это покрывало. И годы шли. Пловучие обсерватории странствовали по океанам, прощупывали толщу воды приборами, измеряли ее соленость, плотность, температуру. Когда-то людям казалось, что волны и течения есть только на поверхности океана, а в темной глубине — покой, неподвижность. И вот они послали туда разведчиков. Разведчики — приборы — возвращались и рассказывали о том, что они видели. Они говорили, что в океане нигде нет покоя: там медленно вздымаются огромные подводные волны, там бегут подводные реки. Человеческий глаз легко отличает волну на поверхности моря. Ведь там она отчетливо вырисовывается на фоне воздуха.' Но какой глаз мог бы увидеть волну, которая вздымается на границе между более плотным и менее плотным слоем воды? Какой глаз мог бы обнаружить эту границу между двумя слоями, этот «жидкий грунт», на котором подводная лодка лежит, как на дне? Это могли увидеть только приборы. Так изучали люди подводное царство, скрытое от их глаз. С давних пор они стремились проникнуть как можно глубже, достать до океанского дна. Это пытался сделать еще Магеллан. Его кораблям удалось обойти вокруг света. А до дна океана он так и не достал. Вслед за ним — уже в начале XIX века—до дна океана попробовал достать русский мореплаватель Беллинсгаузен, плававший по Тихому океану на шлюпе «Восток». Но и ему это не удалось. В океане дно было так далеко, что казалось, будто его и нет. В воздухе люди никак не могли добраться до пределов атмосферы. Там над каждым потолком оказывался новый простор. А океан не мог быть бездонным. Дно где-то должно было быть. И все-таки, когда в океан погружали веревку с грузом, эта веревка — моряки называют ее «лотлинь» — разматывалась и 27 |