Техника - молодёжи 1952-05, страница 14

еще большую известность и заслуженный почет, а потому, что положение придворного врача давало ему возможность пользоваться богатейшей библиотекой Саманидов, о которой юноша мечтал с детства.

Отказывая себе в отдыхе и сне, он сидел над огромными фолиантами и рукописями древних мудрецов, писал комментарии к сочинениям Аристотеля и дополнения к геометрии Эвклида, изучал явления природы, свойства человеческой и животной крови, биение сердца, дороги звезд и планет, занимался поисками лечебных трав, испытывал их действие, принимал участие в научных диспутах. Когда ему исполнилось восемнадцать лет, о нем заговорили как о человеке, овладевшем всеми (науками.

Но Абу-Али-ибн-Сина не только овладел накопленными до него знаниями — он сам прокладывал новые пути в науке. Для современников юноши высшим научным авторитетом был коран — основа ислама, господствующей религии. Ислам запрещал сомневаться в сказках и вымыслах священной книги. Он запрещал изображать на бумаге, в глине или в камне живые существа, ибо это могло походить на желание повторить дела Аллаха, создавшего мир и все живущее в нем. Ислам запрещал вскрывать трупы, дабы грешный глаз не проник в тайну божественного творения. В таких цепях и тенетах, опутанная тысячью'запретов, наука не могла бы развиваться, если бы время от времени не появлялись самоотверженные мыслители, смелые и пытливые искатели истины.

Таким искателем истины стал и Абу-Али-ибн-Сина. В науке на первое место он ставил не слепую веру, а разум. Все, что не постигается разумом, должно быть отвергнуто. Верить можно только опыту. Этим путем ученый пытался проникнуть в тайны вещей, познать и объяснить таинственные, а вернее — даже не таинственные, а до поры до времени непонятые людьми и потому необъясненные явления природы.

«Еретические» идеи Абу-Али-ибн-Сины нарушали все традиции среднеазиатских ученых. Завистники пытались очернить юношу в глазах эмира.

Духовенство обвиняло вольнодумца в неисполнении религиозных обрядов и еретическом образе мыслей, смущающих правоверных. Со всем пылом молодости Абу-Али защищал истину, издевался над 'пустыми, незадачливыми, повторяющими вчерашние глупости учеными, писал не них злые эпиграммы, которые до сих пор помнит весь Восток:

В кругу двух-трех невежд, столь

убежденных в том. Что глупость их считается умом, Старайся быть ослом, не то они ославят Того, кто не осел, — еретиком.

Молодость великого ученого проходила в бурное для Средней Азии время. Буржуазные историки любят повторять, что при Саманидах страна процветала, народ благоденствовал, а культура достигала наивысшего расцвета. На самом же деле благами культуры пользовалась лишь узкая прослойка общества. Народу жилось очень тяжело.

Такое же тяжелое бремя нес народ и в последние дни существования династии Саманидов и когда их владения разделили между собой победители. Одним из них был жестокий и честолюбивый Махмуд Газ-невийский.

Бухара стала ареной жестокой расправы с приближенными павшего эмира. Духовенство попыталось воспользоваться удобным случаем, чтобы свести старые счеты с Абу-Али-ибн-Синой, но ученый исчез. Он успел бежать из города, Это было поздней осенью 999 года.

Дальнейшая биография Абу-Али-ибн-Сины полна необычайных драматических приключений.

Молодой ученый нашел приют в соседнем Хорезме. Долго разыскивал беглеца подстрекаемый духовенством Махмуд Газневийский, но все поиски были тщетными. Гончар стая шпионов, посланная в оазисы Средней Азии, рыскала по городам и селениям, шныряла по караван-сараям... Наконец пришло долгожданное известие: беглец найден в Хорезме.

Предупрежденный друзьями Абу-Али-ибн-Сина вместе с талантливым математиком Абу-Сахлем тайно бежал на юго-запад через Кара-Кумскую пустыню.

Абу-Сахль не вынес тягот страшного пути и умер от жажды, а больной, полумертвый Абу-Али-ибн-Сина добрался до маленького селения у границы пустыни и на самом себе испытал свое искусство поднимать на ноги умирающих.

Опасаясь шпионов Махмуда, молодой ученый старался не задерживаться на одном месте- и переезжал из города в город, из селения в селение, не называя своего настоящего имени, а люди, излеченные им, разносили славу о чудесном враче-страннике.

Ненадолго Абу-Али-ибн-Сина нашел пристанище в Гургане, при дворе правителя Шамс-уль-Маоля.

Но Махмуд не забыл строптивого ученого и, приказав сделать портреты ученого, разослал их по городам Средней Азии с наказом немедленно доставить к Махмуду изображенного на этом портрете Абу-Али-ибн-Сину.

Да, ислам, конечно, запрещал изображение живых существ. Писать портреты считалось великим грехом. Но в данном случае мусульманское духовенство закрыло глаза на это явное нарушение закона, — ведь с помощью портрета можно было, во славу Аллаха, изловить злостного еретика, i |

Портрет вместе с приказом Махмуда попал к Шам-уль-Маолю. Правитель был потрясен. С портрета глядел на него врач-странник. Гордоег сознание, что маленький Гурган стал убежищем знаменитому ученому, заставило правителя окружить Абу-Аля-ибн-Сину не только заботами, но, на всякий случай, и надежной охраной. Однако Абу-Али недолго пользовался гостеприимством Шам-уль-Маоля. Дворцовый переворот сбросил правителя, его место занял сын. Торопясь заручиться поддержкой Махмуда, он решил выдать ему ученого. И Абу-Али-ибн-Сина вынужден был бежать в Мазендаран, на южное побережье Каспия.

Непривычный влажный климат, воздух, насыщенный испарениями гнилых приморских болот, дурно повлияли на здоровье ученого. Болезнь заставила его тайно вернуться в Гурган, а затем уехать в Рей — соседнюю провинцию. С великим почетом встретили его правительница Рея—Сайда и ее сын Шамсу-даул — правитель Хамадана, к которому Абу-Али-ибн-Сина переехал после смерти Сайды. Сын покойной правительницы Рея упросил ученого занять должность визиря.

Хамаданские годы самые счастливые и относительно спокойные в биографии великого энциклопедиста. К нему приехал из Бухары младший брат, рядом с ним росли его любимые ученики. Он много и плодотворно работал, писал язвительные стихи, высмеивающие святош и лицемеров.

Духовенство в Хамадане, так же как и в Бухаре, ненавидело Абу-Али-ибн-Сину, каждодневно обвиняло его в ереси, в нарушении религиозных канонов. Еще больше ненавидели богохульника-визиря озлобленные им сановники-интенданты, так как визирь безжалостно искоренял их безудержное воровство — даже здесь он шел против традиций, освященных веками.

После смерти Шамсу-даула, отклонив просьбы его сына остаться на посту визиря, Абу-Али-ибн-Сина решил посвятить свое время только науке.

Он удалился от дел и вместе с учениками занялся научными исследованиями. Однако сановники, которым бывший визирь в свое время испортил немало крови, не оставили его в покое. Они оклеветали ученого, взвели на него много тяжких обвинений и в конце концов добились, чтобы Абу-Али-ибн-Сина был заточен в тюрьму как государственный преступник. Но и в тюрьме он не изменил своих намерений заниматься только наукой, продолжал работу по теории музыки, которую он рассматривал как некую область математики, составлял словарь медицинских терминов.

Правитель соседней Исфагани, преклонявшийся перед гением Абу-Али-ибн-Сины, узнав о его судьбе, ворвался в Хамадан, освободил ученого и предложил ему свое гостеприимство. Абу-Али поблагодарил своего освободителя и в течение некоторого времени скрывался у одного из своих учеников, затем, переодевшись в одежду бедного дервиша, пешком отправился в Исфагань вместе со своим братом я учеником.

В Исфагани ученый занял первое место после правителя. И хотя он не был визирем, ни одного государственного мероприятия не совершалось без его совета и одобрения. Он занимался астрономией, работал над новыми сочинениями.

Однако недолго длилась спокойная работа ученого. Вскоре он вынужден был бежать из Исфагани, разгромленной войсками его старого недруга Махмуда

Смерть Махмуда позволила Абу-Али-ибн-Сине вернуться в город. Но нападение на Исфагань правителя Ирака заставило ученого покинуть город. В эти дни был разрушен дом Абу-Али-ибн-Сины и сожжена его знаменитая библиотека.

В который раз великому человеку пришлось заново устраивать свою жизнь! Она, как можно судить из нашего беглого пересказа, была весьма беспокойной. Много ли можно сделать для «ауки при такой жизни?

Но поистине поразительно наследство, оставленное миру великим энциклопедистом!

В дни и ночи своих скитаний по среднеазиатской земле, в пыльных караван-сараях, на верблюжьих тропах и дорогах бегства, в темном крепостном каземате, под открытым небом, в палатках кочевников Абу-Али-

12