Техника - молодёжи 1952-08, страница 32системой была потеряна. Оставалось одно: вернуться обратно в гондолу, лечь и не двигаться, чтобы потреблять минимум кислорода, и... ждать. Может быть, диффузия газа из оболочки будет сильной, СЭС опустится сравнительно быстро и достигнет высот, где в воздухе достаточно кислорода для дыхания, еще до того, как наступит последняя степень удушья. Трезвый голос рассудка говорил Александрову, что реальных надежд на такой исход мало. Правда, система начала уже спускаться. Он заметил это, когда полз по крыше гондолы. Еще тогда он несколько раз ощутил, как время от времени крыша как бы поддается под тяжестью его тела. Но один взгляд сверх, на наполненный газом баллон, сразу же сказал, что система находится еще на очень большой высоте и если и опустилась, то ненамного ниже своего «потолка». Александров продолжал .настойчиво искать пути к спасению. Снова перебрал он в уме ранее отброшенные варианты. Прострелить оболочку ракетой?.. Нет, нельзя. Тогда вместо спуска произойдет падение. Выбросить Панюшкина с парашютом? Нет, слишком рискованно. Он очень ослабел, не сумеет затянуть прыжка и замерзнет, пока будет находиться в стратосфере, а если и спустится, то не сможет погасить парашюта и его доконает волочение. «А что, если выброситься одновременно обоим, связавшись?» Эта мысль понравилась Александрову. В этом случае он сможет раскрыть в нужный момент и свой парашют и парашют Панюшкина. «Придется действовать именно так, — решил пилот. — Пожалуй, это единственный оставшийся выход. Иначе нам обоим крышка!» Александров вернулся в гондолу. Теперь здесь было светлее, чем раньше, в окна заглядывала луна. Панюшкин лежал неподвижно, раскинув руки. — Как дела, дружище? — крикнул ему Александров. Панюшкин не ответил. Александров повторил Еопрос и опять не получил ответа. Первый пилот был в забытьи. Даже добавочная порция кислорода не привела его в сознание. Он лишь громко застонал, когда, доставая баллон, чтобы «занять» еще немного газа, Александров чуть приподнял товарища. Состояние Панюшкина поколебало решение Александрова. «Нет, парень, пожалуй, не выдержит толчка при раскрытии парашюта после затяжки, — подумал он. И вдруг у него мелькнула смелая мысль: — А что, если... попробовать достать вожжу каким-нибудь крюком? А себя привязать предварительно к стропе, как это делают монтеры, влезая на телеграфные столбы?» Вдыхание кислорода подбодрило Александрова, и он принялся искать в гондоле подходящий предмет, который помог бы ему захватить петлю. Сорвав металлический прутик, служивший багетом для одной из оконных занавесок, он согнул его крючком и получил небольшой, но довольно прочный багор. Затем Александров оторвал шнур от телефонной трубки рации, опоясался им и снова вылез на крышу гондолы. Хотя гондола раскачивалась сильнее, он уже более уверенно добрался до ее носа, уцепился за крайние стропы, встал и привязал себя к одной из них шнуром. Теперь надо было поймать петлю на конце хотя бы одной вожжи, подтянуть ее к себе и распутать. Держась правой рукой за стропу, Александров рискнул переложить багор в поврежденную левую. В этот момент гондолу сильно качнуло, и воздухоплаватель почувствовал, что теряет опору. Инстинктивно он схватился за стропы обеими руками и чуть было не выронил багор. Но острая боль в левой руке, как это ни странно, сразу отогнала нахлынувший страх. — Спокойно, спокойно! — прохрипел Александров. Усилием воли преодолевая боль, он начал ловить петлю багром. На этот раз упорство и выдержка победили. Через полминуты красная шелковая змейка была в руках Александрова. Как ни хотелось ему сразу же вскрыть клапан, сил на это у него уже нехватало. Он сел и несколько минут отдыхал, испытывая необычайное блаженство. Даже картина одиноко несущейся в потоке ледяного стратосферного ветра СЭС показалась ему не такой уж мрачной. «Какие яркие звезды здесь! Вот было бы раздолье астрономам работать на такой высоте, — подумал он. — А можно было бы построить такую мощную систему, которая служила бы не только базой вет-рогенераторов, но и астрономической обсерваторией!..» Отдохнув, Александров распутал остальные вожжи и, нанизав их петли на руку, пополз к люку гондолы. И только нащупав ногой трап, он резко рванул одну вожжу. Вначале, казалось, ничего не произошло. Но затем Александров услышал характерное шипение вытекающего из оболочки газа, и пол гондолы стал как бы уходить из-под его ног, создавая ощущение быстрого спуска jia лифте. Взглянув вверх, Александров увидел, что передняя часть баллона СЭС съежилась и баллон потерял форму гигантской рыбы. Система снижалась, почти не раскачиваясь. Через несколько минут Александров рванул вторую вожжу и стал подсчитывать, скоро ли СЭС опустится на такую высоту, когда можно будет впустить в скафандр атмосферный воздух и дышать, дышать по-настоящему, полной грудью!.. Учитывая поправку на постепенное замедление спуска и торможение широкими плоскостями стабилизатора, Александров пришел к выводу, что уже через четверть часа он сможет открыть клапан скафандра, а затем и снять его совсем. «А еще через четвёрть часа, я думаю, можно будет разглядеть на Земле какие-нибудь ориентиры и определить, где мы находился,— решил Александров. — Вероятно, нас загнало далеко к востоку, в зауральские степи. Ну да везде есть жилье... радио... За нами сразу же пришлют самолет с врачами...» Внезапно полосы лунного света, до того спокойно лежавшие на полу и стенах гондолы, пришли в движение. Они стали перемещаться и тускнеть. «Гондола начала вращаться! — догадался Александров. — Неужели оборвались еще стропы?» Он с тревогой взглянул вверх через люк. Нет, такелаж был в том же состоянии, что и раньше. Да и баллон не изменил своего положения по отношению к гондоле. Александров понял, что лунный свет тускнеет потому, что в воздухе появились первые облака. Следя за ними, воздухоплаватель увидел, что СЭС понесло в обратном направлении: не на восток, как прежде, а на запад. «Вот это мне уже нравится! Этак мы, чего доброго, прилетим прямо на вчерашний аэродром, -улыбнулся Александров. — А сейчас, пожалуй, можно и рискнуть соединиться с атмосферой. Что-то уж больно тяжело стало дышать». Он включил вентиляционное устройство. Разница между давлением внутри скафандра и в окружающей атмосфере оказалась очень незначительной. Тогда Александров рванул молнию застежки и с наслажденем стал глотать холодный, чуть сырой, настоящий воздух. Соединять с атмосферой Панюшкина он покамест не стал: у того оставался еще запас кислорода. Мимо гондолы снизу вверх проносились хлопья облаков. Через окна бил сырой, прохладный ветер. Но вот облака стали редеть, и Александров увидел огромную плоскую чашу Земли. Кое-где далеко-далеко внизу сверкали желтые искорки - полевые костры. И лишь у горизонта на юге и юго-востоке светились зарева над россыпью ярких электрических огней. «Это, несомненно, какие-нибудь населенные пункты. Но какие?» Ориентироваться Александров не смог, но от окна не отходил... Уж очень приятно было смотреть на Землю! Через некоторое время, когда система опустилась еще ниже и до поверхности Земли оставалось на глаз не более двух километров, Александров обнаружил, что огни под гондолой быстро смещаются к востоку. СЭС снова нес сильный восточный ветер. Теперь он был уже не влажным, а сухим и пахнул полынью. Вот внизу промелькнула река. Александров стал готовиться к приземлению. Он поднял бесчувственного Панюшкина, усадил его в кресло и накрепко привязал. Затем выбросил в окно все, что было можно, и включил балластосбрасы-ватель. Механизм работал плохо, но все же несколько затормозил скорость снижения. Затем Александров спустил гайдроп. Впереди, в степи, показался какой-то темный вал. — Уж не железнодорожная ли это насыпь? Ударит о нее - совсем плохо будет. Надо спешить... Ну, приготовились... До земли уже метров пятнадцать. Ага, толчок! Это, наверное, гайдроп коснулся земли. Ну, раз... два... три!.. Скомандовав сам себе, Александров изо всей силы потянул за третью разрывную вожжу. Наверху раздался треск и шипение выходящего газа. И сразу же в уши Александрова ворвался свист ветра в такелаже и характерный шум листвы. Он бросил взгляд в окно. Гондола неслась над верхушками деревьев. — Лесная полоса! — радостно закричал воздухоплаватель. - Вот это здорово!.. (Продолжение следует) 30 |