Техника - молодёжи 1955-05, страница 25

как следует потрудиться, промыть землю, оросить, и тогда она станет цветущим садом. Это уже сделали многие колхозы Казахстана, Узбекистана и Туркмении.

На рассвете мы снова тронулись в путь. Машина углубилась в заросли высоких, раскидистых, похожих на гигантские кустарники деревьев.

— Саксаул, — пояснил Семен Петрович, — дерево без ствола и листьев, его нельзя ни пилить, ни рубить топором. Нельзя его и сплавлять—оно тонет в воде.

Свойства саксаула всех заинтересовали. Мы попросили шофера остановить машину.

Мертвая тишина царила в зарослях. Ни пения птиц, ни шороха животных не было слышно. Наши голоса звучали неестественно глухо, словно в подземелье.

Андромас ударил геологическим молотком по большой ветке саксаула, и она откололась, словно стеклянная.

Возле русла высохшей реки мы расположились на отдых, разбили палатку, а через несколько минут весело затрещал костер. Шофер Али, взяв ружье, скрылся за ближайшим холмом. Вскоре грянул выстрел. Али вернулся в лагерь и бросил у костра небольшого убитого джейрана.

— Теперь у нас будет плов, — сказал он, снимая шкуру с животного.

Ночью я долго не мог уснуть от холода. Кутаясь в одеяло, я смотрел на большие яркие звезды, мерцавшие за пологом палатки, и прислушивался к ночным шорохам.

Утром мы позавтракали разогретым на костре мясом джейрана и тронулись в путь.

Жара становилась невыносимой. Зной излучали синее безоблачное небо и раскаленная земля. От жары негде было укрыться. Мы поторапливали шофера так, словно в движении надеялись найти прохладу и отдых.

Неожиданно в моторе что-то ударило, и он остановился.

Шофер долго возился с мотором, затем вытер ветошью руки и, вздохнув, сказал:

— Все кончено: полетел коленчатый вал.

Он сказал это так спокойно, будто авария произошла не в пустыне, в трехстах километрах от ближайшего жилья, а где-либо на перекрестке большого города: стоит только позвонить из автомата или сбегать в ближайший гараж, и все будет в порядке.

Заночевали мы рядом с машиной. На рассвете шофер, всю ночь провозившийся с мотором, сообщил, что придется итти пешком. Мы молча выслушали эту весть. Посоветовавшись, решили взять самое необходимое и двинуться на юго-восток, к долине реки Чу. Там назначен был сбор всей автоколонны.

Мы уложили в вещевые мешки фляги с водой, запасы продовольствия, образцы пород, инструменты. Последний раз взглянув на машину, одиноко стоявшую на вершине бархана, мы тронулись в путь.

Нещадно палило солнце. Пятые сутки мы находились в пути, но по-прежнему не встречали следов человека, если не считать древних караванных троп и полузасыпанных песком костей животных.

Запасы воды почти иссякли. Часть поклажи — инструменты и консервы — пришлось оставить, и только

образцы пород никто не решился выбросить из вещевых мешков.

Я помню, как дрожали руки Анд-ромаса, когда он распределял остатки воды. Себе он налил меньше, чем другим. Когда Семен Петрович сказал ему об этом, он улыбнулся и шутливо возразил:

— Мой отец и дед — жители пустыни. Я также родился в степной юрте. Мы привыкли долго обходиться без воды...

От продуктов, взятых в автомобиле, уже давно не осталось и следа. Теперь мы жили исключительно тем, что дарила нам пустыня. Мы находили сладкие, похожие на морковь корешки жау-жумыра и дикое просо. Все это делили поровну на всех. Однажды Черников принес откуда-то пучок дикого лука. Я спросил, где он его нашел. Геолог показал на возвышенность, видневшуюся справа. Мне захотелось порадовать моих спутников и, пока Али зажаривает на костре подстреленную накануне куропатку, собрать побольше дикого лука. Это будет отличная приправа к обеду.

Никому не сказав ни слова, я направился на поиски лука. Перевалив через вершину бархана, я принялся обшаривать каждый клочок земли. Вскоре мне удалось найти несколько пучков серозеленого растения с жесткими перистыми листьями. Увлекшись поисками, я незаметно удалился от лагеря. Осмотревшись вокруг в надежде увидеть дымок костра или услышать голоса товарищей, я увидел лишь песчаные барханы, похожие один на другой, как морские волны. Я пробовал кричать, но голос мой терялся среди мертвых песчаных хребтов.

Может быть, мне следовало оставаться на месте и ждать, пока не услышу выстрелов, или попробовать отыскать свои же следы, по которым я мог бы вернуться в лагерь, но страх отуманил мне голову и я побежал. Я бежал, спотыкаясь, по щиколотку увязая в горячем песке. Наконец я понял, что окончательно заблудился, остался в пустыне один, без воды и пищи, без надежды на спасение.

Жажда жизни гнала меня вперед. Изредка я останавливался и воспаленными глазами оглядывал пустыню. Под вечер я увидел вдали озеро. Оно переливалось и манило холодноватым блеском. Если это не мираж, подумал я, спасение близко.

Представьте себе мое отчаяние, когда, приблизившись к тому, что казалось озером, я увидел всего лишь блестящую глинистую землю. Это был такыр. Так здесь называют котловины, где весной и осенью скопляется вода. Летом вода высыхает и земля затягивается коркой. На многие километры раскинулась передо мной котловина, поросшая по краям низкорослыми кустарниками и полынью.

Я ступил на твердую, покрытую трещинами землю, шел по ней весь день и всю ночь и только под утро замертво свалился от усталости.

Когда я проснулся, солнце высоко стояло в безоблачном небе. Голода я почти не чувствовал, но жажда давала себя знать все сильнее, а немилосердно припекавшее солнце словно высасывало последние силы. Я поднялся и побрел дальше. Каждый шаг доставался с невероятным трудом.

Характер местности вдруг изме

нился. Справа возникла невысокая каменистая гряда, усеянная скалами причудливой формы. Обточенные ветром, одни из них напоминали фигуры людей и животных, другие возвышались в форме средневековых башен.

Я постарался поближе подойти к этим причудливым творениям природы. Но только я приблизился к ним, как почувствовал едва уло.-вимую перемену, происшедшую вокруг. Солнце, до этого ярко светившее над головой, вдруг начало меркнуть. Я взглянул вверх, но ни одного облачка не увидел.

Мне почудилось — где-то далеко прогремел гром. Через минуту слабый рокот повторился. На этот раз он больше походил на шум реактивного самолета. На синем пологе неба я тотчас увидел извилистый след. Но это был не обычный светлосеребри-стый след, оставляемый в небе высоко летящим самолетом, а черный, расплывающийся, будто проведенный тушью по промакательной бумаге.

Рядом с первым следом протянулся второй, затем третий, четвертый. Казалось, кто-то невидимый старается от горизонта до горизонта заштриховать небо. Полосы таяли, сливались друг с другом, и тяжелые сумерки окутывали землю. «Откуда взялся этот черный туман, появление которого сопровождается звуковой галлюцинацией?» — тревожно спрашивал я себя. И вдруг мелькнула ужасная догадка: «Я начинаю слепнуть».

Дрожащими пальцами я достал из кармана зеркальце, глянул в него и отшатнулся. Лица почти не было видно, из зеркала глядели зрачки и ослепительно сверкали зубы. Я посмотрел на руки. Ногти были голубые. Платок, которым я вытер выступившую на лбу испарину, почему-то оказался фиолетовым.

Каменные зубцы, видневшиеся невдалеке, кустарники баялыша, ковыль, шуршащий под ногами, сама земля светились мягкими радужными бликами. Казалось, пустыня утратила свои привычно-желтые, тусклые тона и засверкала фантастическими красками.

Ошеломленный, я стоял, не зная, что и подумать об этом. Вдруг мое внимание привлекло отверстие в отвесно спадающей известковой скале. Повидимому, много тысячелетий назад часть скалы обрушилась, а вода, солнце и ветер выточили в рыхлой породе пещеру.

Вход в пещеру светился ярче окружающих предметов. Невольно меня потянуло в нее. Я глянул вверх. Только неоновые лампы могут излучать такой свет. Но, конечно, никаких ламп там не было. Светились сами камни. Мне показалось, что все сокровища мира собраны здесь, в этой пещере. В фосфорическом тумане яркими искрами сверкали голубые топазы, неимоверной величины зеленые изумруды, вишневый гранат, бархатисто-черный турмалин, целый мир камней, красных, синих, желтых, золотистых, переливался, играл разными красками.

Я провел рукой по стене, но ощутил лишь холодную шероховатую поверхность известняка. Камни светились как бы изнутри, словно маня и не даваясь в руки.

Шагнув дальше, я споткнулся обо что-то упругое, словно змея обвившееся вокруг ног. Наклонившись,

13