Техника - молодёжи 1957-05, страница 27

форму, будет продолжать пронизывать пространство, пока не достигнет самых отдаленных его областей. Возможность исследовать очень далекие звезды стала реальной потому, что получение любых сведений везде, где есть населенные планеты, понимающие Кольцо, — это только вопрос времени. Достигло же нас сообщение из того же Лебедя — от громадной, но очень далекой звезды, называвшейся Гаммой Лебедя. До нее две тысячи восемьсот парсеков, и сообщение идет больше девяти тысяч лет, но лишь бы оно было понятно нам или могло бы быть расшифровано близкими по характеру мышления членами Кольца. Совсем иначе, если сообщение идет с шаровых звездных систем и скоплений, которые гораздо древнее наших плоских систем.

То же самое с центром Галактики — вокруг ее осевого скопления мы знаем колоссальную зону жизни на мертвых, темных телах, согреваемых излучением центра Галактики. Оттуда мы давно получаем непонятные сообщения — картины сложных, невыразимых нашими понятиями структур. Академия Пределов Знания уже восемьсот лет ничего не может понять, хотя поступают все новые сообщения. Теория Тилла Куна, что посылаемые сообщения из-за чудовищной гравитации подвергаются такому же удлинению волн, как и свет, и потому все искажены, растянуты, очень правдоподобна. Но опыты с инверсированием сообщений в более короткие волны пока не удались.

Из-за отсутствия населенных миров или связи с ними в высоких широтах Галактики мы, люди Земли, никак не можем выбиться из нашей затемненной осколками и пылью экваториальной полосы Галактики. Не можем подняться над мраком, в который погружена наша звезда и ее соседи, поэтому трудно нам узнавать вселенную, даже несмотря на Кольцо,—ведь и далекая Гамма Лебедя лежит в нашем же темном слое!

Мвен Мае перевел взгляд к горизонту, туда, где ниже Большой Медведицы, под Гончими Псами, лежало созвездие Волос Вероники. Это был «северный» полюс Галактики. В этом направлении открывалась ширь внегалактического пространства.

В краевой области, где находилось Солнце, толщина ветвей спирального диска Галактики была всего около шестисот парсеков. Перпендикулярно к плоскости экватора Галактики можно было бы пройти триста-четыреста парсеков, чтобы подняться над уровнем ее гигантского звездного колеса. Этот путь, неодолимый для звездолета, не представлял невозможного для передач Кольца. Но пока ни одна планета из звезд, расположенных в этих областях, еще не включилась в Кольцо. Может быть, там не было населенных миров? Нет, этого не может быть, просто еще re пришло время.

Вечные загадки и труднейшие задачи превратились бы в ничто, если бы удалось совершить еще одну, величайшую из научных революций — окончательно победить время, научиться преодолевать любое пространство в любой промежуток времени, наступить ногой властелина на непреодолимые просторы космоса. Тогда не только наша Галактика, но и самые дальние звездные острова станут от нас не дальше мелких островков Средиземного моря, что плещется сейчас внизу, в ночном мраке. В этом оправдание отчаянной попытки, задуманной Рен Бозом и осуществляемой им, Мвен Масом, заведующим внешними станциями Земли. Если бы они смогли обосновать постановку опыта так, чтобы получить разрешение Совета!

Огни вдоль Спиральной Дороги изменили свой цвет с оранжевого на белый: два часа ночи, время усиления перевозок. Мвен Мае вспомнил, что завтра праздник Пламенных Чаш, посетить который его звала Чара Нанди. Заведующий внешними станциями не смог забыть знакомства на морском берегу и эту красно-бронзовую загорелую девушку с отточенной гибкостью движений.

Мвен Мае вернулся в свою рабочую комнату, вызвал Институт Метагалактики, всегда работавший ночью, и попросил прислать ему на завтрашнюю ночь стереотелефильмы нескольких ближайших галактик. Получив согласие, он поднялся на крышу внутреннего фасада. Здесь находился его аппарат для дальних прыжков. Мвен Мае любил этот спорт и достиг немалого мастерства. Закрепив лямки от баллона с водородом вокруг себя, африканец упругим скачком взвился в воздух, на секунду включив тяговый пропеллер, работавший от легкого аккумулятора. Мвен Мае описал в воздухе дугу около шестисот метров длины, приземлился на выступе ДоМа Пищи и повторил прыжок. Пятью скачками он добрался до небольшого сада под обрывом известняковой горы и опустился рядом со своей постелью, стоявшей прямо под огромным платаном. Под шелест листьев могучего дерева африканец уснул.

Праздник Пламенных Чаш получил свое название от известного стихотворения поэта-историка Зан Сена, описавшего древнеиндийский обычай выбирать красивейших женщин, которые подносили отправлявшимся на подвиг героям боевые мечи и чаши с пылавшей в них ароматной смолой. Мечи давно исчезли из употребления, но остались символом подвига. Подвиги же безмерно умножились в отважном, полном энергии населении планеты.

Праздник Пламенных Чаш стал весенним праздником женщин. Каждый год, в четвертом месяце от зимнего

солнцеворота, или по-старинному — апреле, самые прелестные женщины Земли показывались в танцах, песнях, гимнастических упражнениях. Тонкие оттенки красоты различных рас, проявлявшиеся в смешанном населении планеты, блистали здесь в неисчерпаемом разнообразии, точно грани драгоценных камней, доставляя бесконечную радость зрителям— от утомленных терпеливым трудом ученых и инженеров до вдохновенных художников или совсем еще малоопытных юношей и девушек.

Не менее красив был осенний мужской праздник Геркулеса, совершавшийся в десятом месяце. Вступавшие в зрелость юноши отчитывались в совершенных ими подвигах Геркулеса. Впоследствии вошло в обычай в эти дни проводить всенародный смотр совершенных за год замечательных поступков и достижений. Праздник стал общим — мужским и женским — и разделился на дни Прекрасной Полезности, Высшего Искусства, Научной Смелости и Фантазии. Когда-то и Мвен Мае был признан героем первого и третьего дней.

Веда Конг исполняла несколько песен, и Мвен Мае появился в гигантском Солнечном зале Тирренского стадиона как раз во врем'я ее выступления. Он нашел девятый сектор четвертого радиуса, где сидели Эвда Наль и Чара Нанди, и стал под тенью аркады, вслушиваясь в низкий голос Веды. Вся в белом, высоко подняв светловолосую голову и обратив лицо к верхним галереям зала, она пела что-то радостное и показалась африканцу воплощением весны.

Каждый из зрителей в конце исполнения нажимал одну из четырех располагавшихся перед ним кнопок. Загоравшиеся в потолке зал а золотые, синие, изумрудные или красные огни показывали оценку артисту и заменяли шумные аплодисменты прежних времен.

Веда кончила петь, была награждена пестрым сиянием золотых и синих огней, среди которых затерялись немного

23