Техника - молодёжи 1963-02, страница 29

у нее прекратится, но до вечёра она должна спать. Она выздоровеет.

Взгляды присутствовавших следили за ним с суеверным страхом — его уверенность убеждала. Ему верили, как он верил Me Фи, но шаги стражи перед запертой дверью комнаты, в которую его потом ввели, отзывались в душе тревогой. В конце концов у врага есть тысячи путей, и замыслы его коварны. Время шло, а в мыслях у Фауста бились упреки и страх. Он беспокойно вертел в руках яйцеобразный предмет из голубовато сияющего вещества; нажав красную кнопку на его верхушке, можно было вызвать Ужасного... но доктор не смел ее нажать.

Когда стемнело, загремел ключ. Слуги внесли блюда и запотевшие бутылки. Они поклонились ему, и это вернуло ему уверенность. Он ел и пил, и ему стало очень весело.

Потом он снова стоял перед князем, и у старика не было ни компресса, ни губки. Он смеялся и предложил доктору сесть.

— Прости, почтенный друг, тебе пришлось поскучать... Дочь моя спит, и лоб у нее холодный, тебя, наверное, послал всемогущий.

Священник в черно-белой сутане кивал в такт благодарственным словам. Доктору стало неприятно.

— Ах, нет, нет, ваша светлость. Это долг христианина и врача помогать страдающим...

— Достоин делатель мзды своей, — бормотал монах.

Князь всхлипнул.

— Ты великий человек, доктор.» Есть у тебя средство, чтобы отогнать болезнь заранее? Люди у меня умирают, и поля опустели — кто их будет обрабатывать?

— А кто заплатит десятину? — спросил монах, перебирая четки костлявыми пальцами.

— Есть у тебя такое средство? — настаивал князь.

— Есть, — ответил доктор, и глаза у него алчно заблестела. — Но с условием...

— Согласен заранее, — начал было князь, но монах сжал ему руку и спросил:

— С каким, милый сын мой?

— С тем, что вы создадите рай на земле.

Молчание. Князь переглянулся с монахом. Доминиканец

перекрестился и провел языком по губам.

— Мы не печемся ни о чем другом, сын мой.

Доктор нажал кнопку на яйцевидном предмете и положил его на стол.

— Тот, кто примет мое лекарство, забудет обо всем, что было, — сказал он. — Его мысль станет чистой, как неисписанный пергамент. Тот, кто примет мое лекарство, не будет знать болезни, и его уста не произнесут слов лжи...

— Когда грозит смерть, то это условие не тяжело,— сказал князь.

Но глаза у монаха сощурились.

■— Только бог всемогущий имеет право решать о мере страданий, которыми грешники покупают свою долю в царствии небесном. И не человеку изменять его пути. От чьего имени ты говоришь, доктор? — неожиданно прошипел он..

Доктор окаменел, по спине у него прошел холод. Во что втянул его таинственный посетитель? Иногда он не сомневался в том, что это дьявол, иногда его речи звучали, как райская музыка. Но разве сатана не сумеет превратиться в агнца, чтобы скрыть свои волчьи зубы?

Князь поднял руку, и лоб у него стянулся морщинами.

— Ты говоришь, они все забудут... Это значит — забудут и то, кто господин и кто слуга, забудут о податях, и десятинах, и о ленных обязанностях?..