Техника - молодёжи 1966-06, страница 21

Рыцарские доспехи XVI века явно не по росту нашим современникам. Только за последние 100 лет средний рост человека увеличился на 7 — 10 см.

нарушить простой тренировкой.

Наше обоняние до сих пор служило лишь «чистому искусству», предпочитая «запах ради запаха». Теперь оно должно полностью освоить «прикладное искусство» — приносить бодрость, работоспособность, улучшать настроение.

Во многом иначе обстоит дело со слухом. Тут контршансы человека в споре с нашими конкурентами из мира фауны гораздо яснее. Конечно, и летучая мышь, и собака, и тысячи других живых существ слышат гораздо больший диапазон частот, захватывая глубины ультразвука, а то и инфразвука. Но слышат ли они тоньше в том смысле, что улавливают внутри нашего диапазона колебаний звуки более тихие? Вспомните: наш слух в принципе так тонок, что еще сравнительно немного — ив ушах морским прибоем раздастся гул сталкивающихся молекул Другое дело, что такая тонкость в обыденной жизни ни к чему: она остается обычно только прекрасной нереализованной возможностью. Хотя, впрочем, слух индейцев Южной Америки, негритянских и индонезийских племен, живущих охотой, всегда поражал исследователей. Да и европейцы, начинавшие жить такою же жизнью, вскоре обретали и слух той же тонкости. А вспомните удивительную чуткость слепых!

Нет, наше ухо не растеряло за тысячелетия свои возможности. Более того: ни одно животное на земле не сравнится с человеком по тонкости различения звуков, по глубине анализа услышанного. Одно из следствий этой удивительной способности — музыкальный слух. Конечно, музыку «любят» и многие животные, а некоторые растения даже откликаются на ежедневные магнитофонные «концерты» повышением урожая. Но тут, по-видимому, действует только ритмическая сторона музыки. А я говорю о редкой, чисто человеческой одаренности.

Что же касается не родственников наших в животном мире, а предков людей... Вся история музыкальных инструментов — свидетельство утоныпения человеческого слуха. Конечно, тут процесс был взаимным, музыка не только создавалась для слуха, она еще и шлифовала его. Точнее — утончала работу слухового центра мозга.

А теперь о зрении. Судя по древнегреческим и древнеримским скульптурам, наши предки той поры умели видеть не хуже нас. Правда, скульптуры одноцветны. Относительно же того, как развивалось умение видеть цвета, общее мнение еще не установилось. Странная вещь: в библии, написанной две с лишним тысячи лет назад, ни разу — ни разу! — не упомянут синий цвет. Будто его и не было. Случайность? Но великий Гомер в своих поэмах называет самое синее из земных морей — Эгейское — «виноцветным». А ведь виноградное вино — желто-зеленое! Опять случайность? Или внно тогда было другого цвета? Нет упоминаний о синем цвете и в книгах древнего Китая. В туркменском языке до совсем недавней поры зеленый и синий обозначались одним понятием.

А может быть, человек не всегда умел так точно замечать разницу между зеленым и синим цветом? Или замечал, но не придавал ей значения? И сейчас есть один африканский народ, не знающий слова «снний». Правда, на практике эти люди великолепно отличают цвета друг от друга, в том числе н синий. Но ведь н мы отличим темно-зеленый от светло-зеленого, отдавая себе отчет в том, что зто только оттенки. Не был лн синий цвет, столь очевидно отличающийся от зеленого, для наших предков лишь его оттенком? Для такой гипотезы есть достаточно оснований. По способности к различению цветов и к умению увидеть подробности, детали предметов человек не знает соперников, а главное — при тренировке эти способности и умение развиваются до почти невероятных пределов Чуть ли не миллион оттенков в состоянии отчленить друг от друга наш крошечный естест

венный прибор — глаз. И с каждым веком он делает это все лучше. Когда-то давным-давно впервые подметил человек, что тени на самом деле не черные, не серые, а цветные. И художники с тех пор стали писать тени голубыми, синими, зелеными, розовыми — такими, какими они бывают на самом деле в зависимости от освещения, Каждый из нас рано или поздно делает для себя то же открытие — обычно глядя на картину. А потом уже замечает цвета теней на улице или в лесу.

Издавна принято считать туман серым. И уж тем более знаменитый лондонский туман пополам с дымом. Но вот в столицу древнего Альбиона приехал французский художник Моне. И написал картину, где лондонский туман оказался... багровым! Возмущенные посетители выставки заявили было: мол, все зто выверты, жалкое оригинальничанье. Но, взглянув на туман «в подлиннике», убедились: художник был прав!

Так идет грандиозное воспитание чувств. И те, кто лучше других развил свою способность ощущать, в силах передать этот дар всему человечеству.

По-видимому, природа позаботилась о том, чтобы человеку было что развивать. И вот — надо же! — выяснилось, что можно не только научиться лучше видеть глазами, которые и так видит, но даже кожей. Кожей можно и слышать!

Конечно, научиться видеть кожей могут не все. В лучшем случае, еелн верить газетным сообщениям, один человек нз пяти-шестн. Чего не хватает остальным? Быть может, дело в каких-то особенностях нервной системы? Или в свойствах самой кожи, в ее строении? Что, если у большинства людей просто нет в коже пальцев тех таинственных пока телец, что дали Розе Кулешовой («Техника—молодежи» №2 за 1965 год и №4 за 1963 год) великолепные способности? Но тогда... тогда этим отдельным людям можно помочь! Конечно, если онн в этом нуждаются. В одном из медицинских институтов Поволжья уже ставят опыты по пересадке «зрячей кожи».

А искусственно созданные органы чувств?

'Американский фантаст Олаф Стзплдон увидел в будущем такую картину. Вид «человек разумный» прошел в своем развитии тот путь, который когда-то предсказал ему Уэллс в «Войне миров». Он отказался от пищеварительного тракта и прочих отягчающих «мелочей». И зашел даже дальше. От каждого человека остался только мозг — бессмертный мозг, замурованный в свою ячейку, гнездо, которое он не может и не хочет покинуть. Тянутся от гнезд к биохимическим заводам трубки. По ним циркулирует питательная жидкость. И все. Естественного у человека больше нет ничего. Зато в океане и космосе, на земле и под землей — всюду распростерты его искусственные конечности и органы чувств.

Страшновато? Но разве мы страшимся искусственных зубов, искусственных почек, пластмассовых сердец, протезов рук, управляемых биотоками? И все же многие идеи, развитые внешне до закономерного конца, приводят к абсурду.

В XIX веке фантасты были уверены, что создание самолета очень быстро покончит с наземными и водными путями сообщений. А замечательная поэтесса Марина Цветаева писала, что автомобилисты разучатся ходить: зачем, мол, если они могут ездить? О «бунте машин» начали судачить, едва появились неуклюжие паровики, рядом с которыми современный пылесос — сложнейшее устройство. Логично было считать, что с появлением телефо нов должна отпасть потребность ходить в гости, а грампластинки, согласно предсказаниям, давно должны были сделать бумажные книги анахронизмом...

Конечно, было бы наивно сегодня ставить какието ограничения техническому прогрессу на пути моделирования и воссоздания органов чувств. Но то. что даровано нам природой, таит в себе огромные резервы. Мы еще не изведали до конца всех возможностей наших органов чувств. И здесь тоже рановато ставить пределы их совершенствованию.

За одно рискну поручиться — естественные органы чувств будут служить человеку по-прежнему верно, разве что лучше. Порукой тому сегодня глаз художника, слух пианиста, пальцы хирурга. Путь развития органов чувств идет вверх, а не вниз, человеческий организм совершенствуется, а не деградирует. Путь идет вверх!

О СЕБЕ СНАРУЖИ

ИЗНУТРИ