Техника - молодёжи 1967-11, страница 14

которыми снабжены наши гермошлемы. Их качество неоднократно проверялось мощными лампами со спектральным составом излучения, близким к солнечному.

Мы с Беляевым на все сто процентов верили в надежность корабля и наших скафандров. «Восход-2» при необходимости мог находиться на орбите более тридцати суток. Такие длительные полеты, видимо, еще впереди, хотя готовиться к ним надо уже теперь.

Но что же происходило в шлюзовой камере? Внутри нее уже полный вакуум. Кислород подается в скафандр в достаточном количестве, я еще раз мысленно представил себе все дальнейшее и приготовился к выходу в космическое пространство.

Прошло несколько минут. Вот-вот командир откроет крышку выходного люка. Последние секунды ^нулись страшно медленно.

— Открываю, — предупредил Беляев.

ЛИЦОМ К ЛИЦУ с космосом

^^ ловно в неизведанный, таинственный мир открылась ^^ крышка выходного люка. Ослепительный поток нестерпимого солнечного света хлынул в тесное пространство шлюзовой камеры. Тут-то и пригодились светофильтры! Даже под ними пришлось сощурить глаза. Впечатление такое, будто сквозь синие очки смотришь на кипящую сталь мартена или на дугу электросварки. Но это только в первое мгновение, а потом глаза освоились с буйным половодьем солнечных лучей.

Придерживаясь руками за стенки шлюзовой камеры, я приблизился к круглому отверстию люка и чуть ли не наполовину высунулся из него.

Передо мною зияла бездна. Взглянул вниз, на Землю. Она казалась плоской, как блин, и только по широкому окоему ясно обозначалась слегка изогнутая линия, окрашенная в цвета радуги.

— А Земля-то все-таки круглая!.. — весело засмеялся я.

Над головой иссиня-черное небо, усыпанное яркими, немигающими звездами, рассыпанными вокруг раскаленного диска Солнца. А оно совсем не такое, каким кажется с Земли, — без ореола, без короны, без лучей. Далеко-далеко внизу под кораблем отливала лазурь Средиземного моря, угадывались песчаные берега Ливии, просматривался гигантский сапог Италии и архипелаг греческих островов. Выйдя из люка, можно было увидеть еще больше, и я невольно потянулся вперед, чтобы сделать первый шаг в неведомое.

— Погоди... Еще не время, — остановил меня Беляев, наблюдавший за мною по экрану корабельного телевизионного устройства. — Выйдем на Черное море и тогда...

Программа есть программа, и Беляев как командир экипажа нес ответственность за точное ее выполнение. Еще раз убедившись, что у меня все в порядке, Беляев по переговорному телефону подал долгожданную команду:

— Выполняй задание!.. Желаю удачи.

Оба мы в этот момент немного волновались. Это было честное волнение, продиктованное чувством ответственности. Хотелось как можно лучше оправдать ожидания и надежды, так, как их оправдали наши товарищи-кос-монавты в своих полетах, те, которые сейчас на Земле волновались и переживали за нас, наверное, куда больше, чем мы.

Выплывая из люка в бесконечный простор вселенной, я увидел индиговую синеву Черного моря, заснеженные вершины Кавказского хребта, подернутую дымкой чашу Цемесской бухты, а правее — россыпь белых кристаллов сочинских санеториев. Не спеша оторвал от опоры сначала одну руку, потом вторую, сразу обе, отошел сантиметров на двадцать от корабля, вернулся к люку, а затем плавно оттолкнулся от «Восхода-2» и поплыл на всю длину фала, связывающего с кораблем и прикрепленного в трех точках к моему телу.

Возникло необъяснимое чувство абсолютной свободы. Ничто не связывало передвижения в бездонном космическом океане. Человек, находясь на сотни километров над Землей, не падал вниз — он парил рядом с кораблем, летящим со скоростью около 30 ООО километров в час, и сам мчался с такой же скоростью, не ощущая ни сопротивления, ни движения. И только по тому, как быстро менялся земной пейзаж, как скованную льдом Волгу сменяли хребты Урала, а затем возникали заснеженные сибирские леса, рассекаемые Обью и Енисеем, можно было судить о скорости, с какой человек шагал по космической тропе. Сделав лег

кое движение рукой или ногой,, можно было завертеться, подобно волчку, или несколько раз перекувырнуться через голову, не ощущая, где верх, а где низ. В какой-то отдаленной степени это было похоже на купание в ласковых теплых водах соляных озер, где даже не умеющий плавать не может утонуть.

Всего шестьсот секунд отводила программа на эксперимент, и поэтому каждую секунду мы хотели использовать полностью. Все, что делал я в открытом космосе, мог выполнить и командир корабля. Ведь если бы возникла необходимость, он был готов выйти из корабля и выполнить ту же программу. А я был подготовлен к тому, чтобы взять в руки управление кораблем. Но каждый оставался на своем месте.

Среди многих дел и забот Беляев особое внимание уделял управлению кораблем, ориентируя его так, чтобы на экранах телевизоров на Земле была хорошо видна моя фигура, чтобы для более четкого изображения она освещалась солнцем. Ведя трансляцию моих радиопереговоров с Землей, он внимательно прислушивался к каждой фразе, по которой можно было судить о моем самочувствии.

Когда Юрий Гагарин на командном пункте космодрома подключил канал «Земля — Леонов», Московское радио передавало первое сообщение о начале полета «Восхода-2». Оно порадовало меня — это было так здорово: слышать, что наш космический рейс признан новым достижением советского народа. Радиопередача придала нам новые силы. Теперь мы находились под пристальным наблюдением миллионов людей.

Эксперимент продолжался. Я проделывал все новые и новые движения. Попытался подтянуться к кораблю, взялся за вытянувшийся на всю длину фал и скоро был вынужден руками обороняться от стремительно надвигавшейся громады корабля, весившего на Земле шесть тонн. «Как бы не удариться забралом гермошлема о борт!» — подумал я. Но все обошлось. Подлетев к шлюзу, я ладонями самортизировал удар. Это оказалось легко. . Значит, при известной сноровке можно достаточно четко и координирование передвигаться в необычных условиях. Это особенно важно для тех, кому придется монтировать и собирать на орбитах спутники-станции и космические лаборатории.

Попробовал я проделать и ряд движений, присущих монтажникам при сборке. Отвинтил заглушку с киноаппарата, укрепленного снаружи корабля. Куда деть ее? Может, запустить на орбиту? И, размахнувшись, я швырнул ее в сторону Земли. Небольшой предмет, поблескивая на Солнце, быстро удалялся и скоро исчез из глаз.

Был проделан и такой несложный, но весьма важный опыт. Слабое усилие при отталкивании космонавта от борта привело корабль к незначительному угловому перемещению. «Восход-2» как бы ушел от меня вперед. Так было проделано несколько раз. Каждое прикосновение к борту корабля снаружи тут же отдавалось внутри звуком и угловым перемещением.

На внутренней стороне корабля была установлена кинокамера, снимавшая мой опыт. Взглянул в ее всевидящий глаз, и холодок пробежал по спине: а вдруг ее забыли зарядить или зарядили испорченной пленкой? И знаю, что так не может быть, что все снаряжение корабля десятки раз проверено, ибо забытый на Земле предмет — забыт навсегда, и все-таки волнуюсь. Припомнился рассказ знакомого матроса из времен Великой Отечественной войны. В катер, на котором он служил, попала бомба, и ему пришлось в ледяной воде плыть к берегу. Матросу показалось, что он ранен, кровь не свертывается, вытекает в воду, а вместе с кровью уходит жизнь. Он знал, что раны нет, и все же она болела, вызывая неприятные мысли. Так получилось и со мной.

Хорошо было бы проследить не только все действия человека в открытом космосе, но и его мысли.

Время летело быстро. Хотелось побыть вне корабля подольше. Но программа есть программа, и Беляев предупредил:

— Пора возвращаться...

Последний взгляд со стороны на космический корабль, летящий на фоне сверкающих созвездий. Он выглядел гораздо величественнее и красивее, чем на Земле. Этакая выкристаллизованная в геометрическую фигуру концентрация человеческого ума. Над корпусом корабля возвышаются радиоантенны, а на тебя, повиснувшего в пустоте, глядят умные объективы телекамер. Глубокая тишина, а в ушах словно слышится таинственная, неземная электронная музыка. Фантастика, да и только! Глядел бы и глядел на это чудо, сотворенное разумом и руками советских людей!

10