Техника - молодёжи 1970-03, страница 62

дарвин глазами садовника

мД ля слуги нет великого человека». Любопытным подтверждением этого старого правила стало мнение старика садовника» несколько десятков лет прослужившего у Чарлза Дарвина. Он с любовью относился к знаменитому естествоиспытателю, но был «минимального мнения» о его способностях: «Хороший старый господин, только вот жаль — не может найти себе путного занятия. Посудите сами: по нескольку минут стоит, уставившись на какой-нибудь цветок. Ну стал бы это делать человек, у которого есть какое-нибудь серьезное занятие?»

V

WW

„об интеллекте не может быть и речи"

Как-то раз на заседании Московского психологического общества должен был состояться доклад об интеллекте животных. Когда докладчик поднялся на кафедру, председатель собрания — известнейший русский математик Н. Бугаев, отец поэта Андрея Белого, неожиданно задал ему вопрос: «Что такое интеллект?» Докладчик смешался. Бугаев стал спрашивать одного за другим всех присутствующих. Никто не знал.

И тогда Бугаев провозгласил свое решение: «Ввиду того, что никто не знает, что есть интеллект, не может быть и речи об интеллекте животных. Объявляю заседание закрытым».

В ЛАБИРИНТАХ ИЗОБРЕТАТЕЛЬСТВА

Изобретателям не очень-то везет на внимание современников. Чтобы добиться благосклонности, они порой идут на самые крайние меры: одни пишут заумные стихи, а другие...

Однажды в парижский дом для умалишенных привезли человека, совершившего странное покушение на президента. Он выстрелил в воздух, когда глава правительства проезжал по улице. Будучи арестован, чудак заявил, что изобрел замечательные вещи: отапливающиеся сапоги и барабаны с подогревом. И то и другое, по его мнению, совершенно необходимо для зимних военных походов.

Другой французский изобретатель после побега генерала Бу-ланже в Брюссель явился к президенту с замечательным планом убийства Буланже... по телефону. Стоит вызвать генерала к телефону в Брюсселе, и с помощью динамо-машины, установленной в Париже, ничего не стоит убить изменника.

Можно привести немало примеров подобных «великих» открытий. Вспомним хотя бы того американца, который надумал собирать молнии в ящики, чтобы потом, по мере надобности, расходовать электрическую энергию. Или англичанина, сделавшего из папье-маше кошку с зелеными электрическими лампочками вместо глаз. Простак думал: достаточно поставить кошку в чулане, и все крысы и мыши исчезнут.

Но вот что удивительно: то, над чем смеялись 50—100 лет Назад, в наши дни вдруг находит применение и поддержку. так случилось с идеей отапливаемых сапог. Летчики полярной авиации носили унты с электрическим подогревом»

То же самое произошло и с давнишней идеей так называемого «усыпителя», с помощью которого ловкий изобретатель собирался лечить людей, страдающих бессонницей. «Усыпитель» — подвешенный рядом с кроватью резервуар. Из него в поставленную на пол посудину капала вода. Монотонный шум должен был действовать усыпляющим образом. И вот теперь, спустя почти сто лет, японская фирма осуществила идею. Правда, современный «усыпитель» выглядит иначе — это портативный магнитофон, проигрывающий записанный на ленте монотонный шум дождя. И что же? Очень помогает.

Видно, даже самая фантастическая идея может дождаться своего часа.

А. ГРЕЧИХИН

60

МАСТЕРА НАУКИ О ЕЕ МЕТОДАХ

Главную цену, гордость ученых обществ принято видеть в оригинальных сообщениях о вновь добытых референтом фактах обыкновенно крайне специальных... Мне представляется, что если бы вместо этих сообщений или рядом с ними в заседаниях обществ, съездов, конгрессов предлагались критические своды, обзоры, обнимающие более или менее широкую область фактов, взвешивающие, оценивающие относительную убедительность противоположных свидетельств, соглашая их или подводя им итог, то такие доклады уже по тому одному, что они захватывали бы более широкую область интересов, не оставляли бы слушателей безучастными, вызывали бы всесторонние обсуждения и в результате освещали бы целые области науки, остающиеся в тени или представляющие хаотический сбор материалов.

Но могут еще возразить: к этой критической деятельности, очевидно, будут способны только специалисты, каждый в своей соответствующей области; они явятся докладчиками, остальные же останутся по-прежнему безучастными слушателями. Мне кажется, это неверно; безучастность исчезнет, как только предмет доклада утратит свое случайное узкофактическое содержание. Наконец кто не испытал, как метко, как удачно бывает иногда замечание именно свежего человека — человека, знакомого с* предметом вообще, но не утратившего свободы суждения вследствие долгой привычки идти по однажды наторенной колее, смотреть под одним и тем же углом зрения. Это невольно наводит мысль на еще одну существенно полезную сторону деятельности ученых обществ. Только на их почве ученый имеет случай встречаться с представителями практического, прикладного знания.

К. ТИМИРЯЗЕВ