Техника - молодёжи 1970-06, страница 12ХИРУРГИЧЕСКИЕ ПАТЕНТЫ Г. АЛОВА Когда Николай Кузнецов закончил медицинский институт, гистология — наука о животных тканях — представляла собой плацдарм сугубо теоретический. Выло это 40 лет назад, и попытка приобщиться к технике могла показаться молодому гистологу чем-то средним между фантастическим сюжетом и первоапрельской шуткой. И все же это был факт по тем временам не лишенный известной экстравагантности, а по нынешним меркам довольно обычный. Кузнецова пригласили инженеры их интересовали «легкие» дирижабля. Точнее — материал для этих самых «легких» — газонепроницаемый, способный принимать заданную форму. Нельзя ли использовать ткани внутренних органов крупного рогатого скота? Вопрос стоил того, чтобы в нем разобраться, и начинающий медик отправился на предприятие весьма утилитарного назначения — на мясокомбинат, не подозревая, что этим скромным путешествием четко обозначает весь свой дальнейший путь. Так или иначе, вопрос об использовании живых тканей для дирижаблей разрешился, и техника взяла на вооружение очередной патент природы. Но на этом не исчерпалась проблема, изучением которой пришлось заняться молодому ученому. Хирурги, возвращающие зрение и совершающие для этого сложные пластические операции, применяли в качестве «ниток» шелк, волос и кетгут (его получают из бараньих и овечьих кишок). Шелк, даже если он тоньше паутины, и волос не рассасываются — швы после заживления раны приходится снимать. А множество капилляров, пронизывающих нить, становится приютом для болезнетворных бактерий, почему шелк и требует тщательной дезинфекции. Как, впрочем, и кетгут, который, к слову сказать, самостоятельно рассасывается в организме. Это, конечно, плюс, но реализация его порождает минус: рассасывание завершается задолго до полного заживления ран, что вовсе нежелательно. И вот нить, лишенная всех вышеуказанных недостатков шелка, волоса и кетгута, нить, которая рассасывается только после полного рубце вания раны, не нуждается в дополнительной стерилизации и может долгое время храниться в спирте, что особенно ценно при всякого рода внезапных происшествиях. Материал этот называется «неокетгут», он тоньше своего предшественника (сечение нити — десятые доли микрона). Корову не запатентуешь. Равно как и ее брюшину. Тем не менее природе и здесь нельзя отказать в оригинальности. Устройство тканей «продумано» таким образом, чтобы с максимальной эффективностью защищать внутренние органы от внешних воздействий. Сложенная из многочисленных слоев, брюшина напоминает батут, мягко принимающий и отбрасывающий прыгуна. Современные методы позволяют получить микрофотографии трех основных слоев — поверхностного, эластической сети и глубокого коллагено-эластического решетчатого слоя. Свойство коллагена — простейшего белка, превращающегося в конце концов в желатину, — способность склеиваться. Взять хотя бы так называемую висцеральную оболочку слепой кишки — один из отделов брюшины. Стоит соединить ее края при некотором усилии — и вот они уже намертво склеены. Прочно и надежно. Пластичность ткани, ее эластичность, «умение» приобретать любые формы — все это показалось молодому гистологу крайне интересным именно в связи с заказом ди-рижаблестроителей. Но в мягком и пластичном материале заложены свойства совсем противоположные... Человек сломал руку. Хирург скрепляет сломанную трубчатую кость металлическим костылем, гвоздем, штифтом. Кость срослась. Но больной нервничает в ожидании новой операции — надо извлечь временно помогавший, но в принципе чужеродный материал. Детские хирурги вообще не признают всего того, что способно травмировать при операции костный мозг. Ведь это может привести к нарушению зон роста. И тогда рука или нога ребенка, попросту говоря, будет отставать в развитии от всего организма. Хирурги применяли все, что возможно, пытаясь избежать столь суровых последствий. Штифты из коровьего и бараньего рога, из полимерных и множества иных материалов так и не привились. И вот «патент природы», очередной парадокс — штифт из брюшины! Прочный и настолько гибкий, что, прилегая к стенкам канала, он не стремится выйти за его пределы. Незаменим в детской хирургии, ибо ничем не грозит костному мозгу. И полезен во всех случаях, ибо не требует удаления — выполнив свою миссию, безболезненно рассасывается. Трудно представить себе, что тонкая оболочка слепой кишки способна превратиться в монолитный гвоздь. Однако технология такого превращения довольно проста. Обезжиренную и обработанную консервантом пластину сворачивают в тугой рулон, кипятят, высушивают, и в итоге получают компактный ороговевший протез. Итак, волокнистость, эластичность, твердость. Странныц подбор качеств. Но не исчерпанный... Ожог пищевода. На стенках — раны, язвочки. После выздоровления — множество грубых рубцов. Они вызывают сужение органа, играющего крайне ответственную роль в пищеварении. Но еще опаснее — соприкосновение обожженных стенок. Если они срастутся — худо дело. Наступит, как говорят врачи, полная непроходимость. Человек уже не сможет принимать пищу, во всяком случае обычным способом. Спасая жизнь пострадавшего, в просвет пищевода вводят трубку. Но эти временные протезы — каучуковые, резиновые, пластмассовые — приводят к тяжелым последствиям. И вот — стеклянная трубка. Но дело не в ней, а в том, что ее несколько раз обертывают пластиной, вырезанной из брюшины, которую позаимствовали все у той же коровы. После термической обработки многослойные стенки становятся однослойными и приобретают особую упругость. «Особая» — слабо сказано: трубку можно сжать в комок, но отпустите ее, и она снова примет прежнюю форму. И, как ни странно, в данном случае протез из брюшины не рассасывается и, собственно, благодаря этому «отступлению» от своего обычного свойства выполняет роль временного протеза при сужении пищевода. Впрочем, какие могут быть странности в «патентах природы»? Такие трубки в отличие от других протезов впитывают растворы антибиотиков и способствуют залечиванию ран. Биологическая активность — общая особенность всех препаратов, изготовленных из брюшины. А самое главное и ценное их свойство — величайшее разнообразие всяческих свойств, включая, как мы уже убедились, полностью взаимопротивоположные. Можно привести много примеров из опыта Кишиневского медицинского института, в котором ведутся эти работы. Но нет смысла в простом перечислении, ибо вряд ли надо доказывать ту простую мысль, что количество «патентов природы», в сущности, бесконечно. Тех самых патентов, которых у природы нет, но которые время от времени ей вручают люди, — в нашем случае заведующий кафедрой гистологии упомянутого института профессор Н. Кузнецов и его коллеги. 10 |