Техника - молодёжи 1979-10, страница 8Установка функциональной светомузыки позволяет оператору следить за состоянием системы «человек-автомат». ных с применением кибернетических машин. Очевидно, сама задача «перевода» музыки в свет неразрешима и содержит в себе противоречие. Ведь язык искусства в отличие от языка науки непереводим. Задача, таким образом, должна состоять в другом — в синтезе. Впрочем, поначалу трудно было разобраться в концепциях различных авторов. Одни, прежде всего ученые и музыканты, считали светомузыку просто «визуализацией» существующей музыки, ее видимым повторением. Другие, в основном художники, склонны были считать ее жанром так называемого кинетического искусства, определяя ее функции спецификой пластических искусств. Кинематографисты, соответственно, видели в светомузыке всего лишь жанр киноискусства, характеризуемый ими как «нефигуративное кино». Представители музыкального театра считали, что светомузыка — это своего рода «инструментальная хореография». Надо сказать, в каждом из определений есть доля истины. Светомузыка на самом деле связана теснейшими отношениями и с музыкой, и с живописью, и с кинематографом, и с хореографией. Светомузыкальный фонтан в Ереване. Но практика убеждает, что светомузыка обещает стать вполне самостоятельным искусством, со своей спецификой и своим содержанием. Светомузыкальная композиция использует светокрасочный материал (так же, как живопись), организованный в совместном его развитии со звуком по законам музыкальной логики и формы. Динамика этой композиции опирается на «интонации» человеческого жеста и движений других природных объектов (так же, как в хореографии), и в ней можно использовать монтаж, изменение крупности плана, ракурса и т. д. (так же, как в кинематографе). В классификационной системе светомузыка относится к разряду интонационных, выразительных, пространственно-временных, слухозрительных искусств. Древнее «мусическое искусство» было, как известно, синкретическим, и под «мусикой» прежде всего понималось неразрывное единство звучаний, жеста и слова. «Мусика» воспринималась как слухом, так и зрением. Подлинной «музыкой для глаз» был танец. Но если возможности музыки расширились благодаря созданию специальных инструментов, то музыкальная пластика ограничена в своем развитии возможностями человеческого тела. Поэтому музыка достигла высот симфонизма, в то время как «музыка для глаз» так и остановилась на «вокальной» стадии своего развития, достигнув наивысшего развития в балете. Новые возможности открылись перед ней лишь сейчас, когда появилась светопроекцион-ная техника! С трансформацией звуковых и визуальных образов связано новое направление светомузыкального искусства — спектакли «Звук и свет». Здесь светомузыка вторгается в область драматического, подчиняется законам театра. Спектакли «Звук и свет» — это тоже театр, только без актеров и декораций. Сценическое действо развертывается между движущимися в пространстве голосами. Голос отделяется от актера и персонифицируется. Обычный радиотеатр? Вовсе нет, ведь голос возникает там, где он уже когда-то раньше звучал, как бы возвращается к нам из небытия. Вот как выглядело первое подобное представление в Казани. 9 мая 1970 года. Тысячи людей собрались на площади, у памятника Павшему воину. Медленно гаснет освещение. И вдруг, точно по мановению чьей-то волшебной палочки, ночная площадь превращается в пограничную заставу. Мирное июньское утро 1941 года. Ярким зеленым светом залиты окружающие деревья, на их ветвях громко поют птицы. Но уже слышен в небе гул приближающихся самолетов. Слева — шумят танки, звучат выстрелы. Справа, в багровых отсветах, — писк морзянки и голос радиста: «Говорит Брестская крепость, говорит Брестская крепость!» На площадь вторгается война. Но, позвольте, ведь нет ни сцены, ни самолетов, ни артистов. Лишь звуки войны перемещаются в пространстве согласно сценической логике. Да свет движется по площади, поддерживая действие, управляя вниманием зрителей. И так эпизод за эпизодом. Вот сцена — «Их было двадцать восемь». Зрители — на ничейной полосе. Слева — немецкие танки, справа — окопы панфиловцев. И вот слева лязг гусениц. Это танки «проходят» через зрителей. Справа, с советской стороны: «Отступать некуда, за нами Москва!» Взрыв! Танк вращается на месте. Мне пришлось быть режиссером-постановщиком этого необычного спектакля. И должен признаться, я сам оробел, потрясенный чудом, когда через площадь, через меня, зрителя, насквозь прошли танки. Танки, которых не было. А ведь я как-никак был к этому уже подготовлен, много раз выступал, пропагандируя светозвуковые представления. Как же возникает этот эффект соучастия? Звук как бы «монтируется» с «пустым местом». Тем местом, на котором должен был находиться звучащий предмет. Таким образом, в стереофоническом звучании повторяется, угадывается траектория движения предмета. Хотя он не только не двигается, но и не существует. Л Ф О * |