Техника - молодёжи 1987-08, страница 44

он меня своим знанием техники и любовью к ней,— говорит Бутрин.— Холил и лелеял наш МАЗ и, как в нашей поговорке, «залезал в мотор, а вылезал из выхлопной трубы».

Ветеран Бучин не по годам любит скорость, но это осмотрительная любовь — ни разу он не рискнул зря, ни в одной ездке не допустил аварии. Он привил Бутрину умение «ходить медленно, а думать быстро». С сожалением замечает в нашем разговоре Тарас, что далеко не все водители так добросовестно, бережно и тщательно относятся к технике, как Бучин, уже нет прежнего обожания механизмов, стремления изучить их до последнего винтика, не все в ладах и со скоростью, безопасностью движения.

2

Оформление документов в Москве задержалось, поэтому выехали позже, чем следовало по графику, и перед Тарасом стоит задача наверстать упущенные часы и километры. Но как сделать это, не нарушая правил дорожного движения, особенно если помнить о «контролере», спрятанном под спидометром? К тому же «контролеров»-то несколько, и стоит, например, Бутрину развить скорость 98 км/ч, как тут же вспыхивает красная лампочка, напоминающая: твоя разрешенная скорость — 80, а автоматика тут же сбрасывает обороты двигателя.

Чем дальше мы уходим от столицы, тем живописнее становится пейзаж. Тарас делится своими наблюдениями о природе, которая хоть и не знает границ, но в России она щедрее, полнокровнее, здоровее, чем европейские прилизанные, но хилые лесочки-скверики; не раз ему приходилось видеть за рубежом обезглавленные дубы, захиревшие от выпадения кислотных дождей; ни в одной реке на Западе он не видел купающихся — это опасно для здоровья, и никому не придет в голову пить из рек, отравленных давно и надолго промышленными стоками.

О соловьях, о трех березках под окном такого-то дома, об окунях в такой-то речке, об опятах в безвестном лесочке жадно расспрашивают Тараса Бутрина в каждый приезд за рубеж непонятные ему люди, заправляющие на бензоколонках его топливные баки горючим «ДК-фау», или разгружающие прицеп на складах фирм, или же подметающие пол придорожного бистро,— вчерашние советские граждане, бывши е...

Сколько слез, сколько воспоминаний, сколько безмолвной собачьей тоски в глазах увидели и услышали наши дальнобойщики при встречах с этими эмигрантами! «А где ты был раньше, когда принимал решение выехать? Почему тогда не ревел крокодиловыми слезами, ведь от Родины отказался!» — каждый раз хочется ответить «бывшим». Тарас уже знает цену и этим умильным слезам, и ностальгическим воспоминаниям о детстве, речке, маме, о трех березках или платане под окном... Подобные встречи не всегда безобидны: не раз после таких душещипательных бесед дальнобойщики находили в кабине пачки антисоветской макулатуры, ехали до ближайшего мусорного контейнера и выбрасывали там эти творения.

— А в общем, нам не до встреч и воспоминаний,— заключает Тарас.— Норма пробега за рубежом — 800 километров в день, полчаса отводится на погрузку или разгрузку, а если учесть козни полиции...

Да, дальнобойщики — одни из первых, кто ощущает на себе потепление или похолодание международного климата, порой в мелочах: то заправщик не спешит взять в руки «пистолет» шланга, увидев фирменный знак «S», или же вдруг работники фирмы, гостеприимные и приветливые год назад, теперь холодно цедят сквозь зубы каждое слово. А то вдруг формальности при пересечении границы возрастают вчетверо... Перед выездом в зарубежные рейсы каждый наш водитель окончил курсы иностранного языка, и Бутрин, развернув западногерманскую газету, не раз читал удивительные откровения о нашей стране, в том числе и о своей профессии: будто бы любой водитель «Сов-трансавто» имеет чин не ниже капитана танковых войск. «Высоко ценят! — смеется он.— Я служил сержантом и был не танкистом, а шофером». Случалось и так. После сверхтщательного досмотра тягача на французской границе полицейская машина — и вовсе не в роли почетного эскорта — сопровождает «Мерседес» Бутрина, чтобы остановить без всяких поводов уже в 50 км от границы. Снова дотошный осмотр, опять нудная проверка всех документов. Но и потом, на всем пути до Лиона, полицейские, словно эстафетную палочку, передают советский трейлер от машины к машине, висят «на хвосте», подкарауливают малейшее, хотя бы на 2 км/ч, превышение скорости, фик-

НАШ СОВРЕМЕННИК

сируют каждую остановку, контролируют, уплатил ли советский водитель за проезд по платному автоба-ну. Это нервирует, раздражает, порой же попросту срывает срок подачи груза.

3

Истомино. Тарас передает мне талоны на дизтопливо. Подхожу к окошечку АТС.

— Нету солярки! — забыв о включенном микрофоне, на всю станцию кричит королева бензоколонки, обвязанная теплой шалью с головы до поясницы.— Нету и не будить! Давай проваливай, чего встал, ни пройти ни проехать! — Это она в адрес нашего 20-метрового трейлера.

Н-да, сервис... Тарас, посмеиваясь, встречает меня. Едем дальше, все чаще срывается дождь, крепчает ветер, плавно и бесшумно широкие пластины «дворников» смахивают водяную пыль со стекол. Минское шоссе — одна из любимых трасс Бутрина, хотя название «автомагистраль» явно устарело для нее: машину то и дело трясет, перо прыгает по блокноту, сумки съезжают с полок,— дорожное покрытие далеко не из лучших. И это — на более или менее комфортном «Мерседесе», а ехали бы мы на МАЗе — и зубы выбивали бы настоящую чечетку от вибрации. Тарас плавно объезжает несколько неза-деланных ям. Местами на шоссе «стиральная доска» — и возникает опасение за ящики с шампанским, не вылетят ли пробки? Ведь водитель материально ответствен за груз. Но проверить самочувствие груза невозможно — рефрижератор опломбирован в присутствии таможни и пломба будет снята лишь в Берлине.

Разные, но исключительно мирные грузы возил дальнобойщик Тарас Бутрин за две свои пятилетки. Возил, например, нежный товар — луковицы тюльпанов из Голландии, и в том рейсе взгляд его, пожалуй, был больше прикован к датчикам температуры в рефрижераторе, чем к остальным приборам: стоит допустить отклонение температуры лишь на один градус — и тюльпаны погибнут. А в холодильнике — свой контроль, тоже стоят круги тахографа и фиксируют температурный режим. Возил и рентгеновское оборудование стоимостью свыше миллиона долларов,— тогда каждая деталь была привязана страховочными поясами к потолку и стенам фур

41