Техника - молодёжи 1987-12, страница 23

выработать общую концепцию, план. Лишь тогда можно решать судьбу того или иного станка. Мы аттестуем рабочее место, не зная, пригодится ли оно нам завтра!

Такая аттестация по сути своей близорука. Оценить можно лишь то, что уже существует. Потом — рационализация, доводка, выжимание внутренних резервов. А как быть с научно-техническим прогрессом? Разработка и внедрение принципиально нового в существующую практику аттестации и рационализации не вписывается. Тормозится творческая мысль. Замедляется рост производительности труда.

Собеседник сообщает мне удивительные цифры. С 1981 по 1983 год (начальный этап аттестации) ежегодный рост производительности труда на комбайновом заводе составлял 8,2%. В 1984 и 1985 годах, в самый разгар кампании,— 3,8%. (А не 10%, о которых мне сообщили на заводе!)

В эти же годы старела выпускаемая продукция. Если в 1982 году средний возраст моделей (время нахождения на потоке) составил 5,2 года, то в 1983 году — 5,9 года, в 1984 году — 6,3 года. (Более поздних данных в институте нет.)

...И ТРЕВОЖНЫЕ ВРЕМЕНА

В текущем году завод перешел на самофинансирование и полный хозрасчет.

Новые условия хозяйствования требуют создания сквозных комплексных хозрасчетных бригад. На заводе же только мелкие специализированные по 10—12 человек. Какой же эффективности можно ждать от них? — задает риторический вопрос Завертайный. На бумаге бригады хозрасчетные. Но ни одна не закрывает целиком технологический процесс, не имеет дела с конечным продуктом (а именно по нему должна начисляться зарплата).

За шесть лет объем реализации продукции вырос на 186%, но объем оборотных средств (затраченное сырье и т. п.) — аж на 210%. Так расплачиваются за планирование степени напряженности производственного плана, которое порождает излишки промежуточного продукта. (Цех, который перевыполнил задание по напряженности и вырвался вперед, работает в лучшем случае на склад.)

Но самое тревожное — фондоотдача поползла вниз. В 1985 году на рубль стоимости основных производственных фондов было выпущено продукции на 2 руб. 44 коп. В прошлом году — только на 1 руб. 79 коп.

Причина в чем? «Переели» новых фондов, добытых у государства под громкие фанфары аттестации рабочих мест.

В прежних условиях хозяйствования, когда жизнь не заставляла считать каждую копейку, все это сходило с рук. Теперь же, если предприятие не добьется быстрой отдачи с вложенных средств, резко упадет рентабельность производства, а в условиях самофинансирования это может обернуться ЧП.

Скорее всего прекратятся в ближайшее время отчисления в фонд материального поощрения предприятия. В 1985 году было получено 1,5 млн. руб. дотации (весь фонд — 2,5 млн. руб.). В 1986 году — всего 227 тыс. руб. Кстати сказать, из более чем 20 машиностроительных заводов области подобные инъекции получали лишь восемь, в том числе передовик (?!) — комбайновый завод.

«РАЗРЕШАЮ В УСТАНОВЛЕННОМ ПОРЯДКЕ»

Не побывай я в институте экономики, не узнать мне эти цифры. Нелегко досталась информация и Завертайному. В Днепропетровском областном управлении статистики была заведена на комбайновый завод особая папка. Все, что касалось зачинателей почина, выделили из общего фонда хранения. Когда Завертайный приходил и просил показать папку, выяснялось, что она или сдана в переплетную мастерскую, или находится на столе у начальника (забрать ее оттуда нельзя), либо обязательно подворачивалась какя-то другая уважительная причина отказа.

Но однажды Игорю Борисовичу повезло. В отделе труда и заработной платы не оказалось никого, кроме недавно принятой сотрудницы, и она не различила коварства, скрытого за вежливой просьбой. Взяла... и показала папку.

Интересно, существует ли эта «секретная» папка теперь, когда автор почина покинул город?

В Днепропетровском обкоме ЛКСМУ мне дали письмо на имя

начальника облстатуправления Василия Федоровича Ягнюка. Текст составили в такой форме: «Просим разрешить пользование материалами статуправления по машиностроительным предприятиям г. Днепропетровска». Расчет был простой: найду или не найду данные по труду по комбайновому заводу в общей папке предприятий машиностроения формы «2Т годовые».

Первая попытка оказалась неудачной, Василия Федоровича я встретил в коридоре управления, возле лифта. Ни разговаривать, ни подписывать ничего не стал. Мне показалось, он меня просто не замечал, пока мы спускались вместе в лифте, пока я сопровождал его до служебной машины. Только бросил поверх головы, отыскивая глазами шофера:

— Приходите после обеда... через два часа.

И вот я снова на приеме у начальника.

Василий Федорович внимательно прочитал письмо. Потом думал. Минуту, другую. Долго думал. Потом спросил, какие данные меня интересуют. Я ответил, что хочу просмотреть всю папку. Василий Федорович думал еще. Потом взял ручку и, поколебавшись, написал на письме резолюцию: «Тов. Буслаеву. Разрешаю в установленном порядке».

И вот передо мной толстые папки. Формы «2Т годовые». Мне нужны три машиностроительных завода: Днепропетровский электровозостроительный (ДЭВЗ), станкостроительный (ДСЗ) и комбайновый. Первые два мы вместе с Юрием Александровичем Буслаевым, заведующим отделом труда и заработной платы, находим без труда. С третьим — загвоздка.

— Где же данные по комбайновому заводу?

Юрий Александрович озадачен. Наконец его лицо озаряет улыбка.

— Вспомнил! Они у нас в другой папке. Сейчас поищу.

Буслаева не было минут пятнадцать. (Уж не с начальником ли он советовался?) Наконец возвращается... с папкой, которую я, честно сказать, не чаял увидеть. Вскоре все показатели комбайнового завода за последние три года были переписаны в мой блокнот. Времена меняются!

21