Техника - молодёжи 1988-04, страница 53

оторвал ладони от лица и вонзил растопыренные пальцы в клавиатуру. Опалесцирующая пленка зеркала лопнула. К Лонгу прорвался бесконечный лязг, рев и грохот сражения.

— Всем отходить назад! — заорал Лонг.

Он запоздало кинулся на выручку людям, которые верили ему и которых он равнодушно, словно Владыка Мира, отправил на смерть. Краем глаза он успел заметить, что, как и прежде, отходят только женщины с детьми. Воины остались с Лонгом. Это спасло его. Лонг был закован в новые непроницаемые доспехи, меч в его руках был способен разрубить что угодно, но один он попросту был бы погребен под телами уби-

Огненная стена дрогнула и начала отходить. Лонг двинулся было вперед, но заметил, что навстречу ему, шагая по колено в бегущих, движется невиданный великан в сияющих доспехах. В левой руке великан держал обоюдоострый меч. Одна сторона меча струилась туманом, на другой отпечатался рисунок булата.

Лонг понял: это смерть. Там нет противника, есть лишь зеркало. Труддум говорил, что возможно кривое зеркало, которое все увеличивает. Лонг в нерешительности замер. Остановился и великан, но зато все остальное воинство повернуло на Лонга. Снова он бил, а рука становилась все тяжелее и меч медленней. И нельзя было идти ни назад, ни вперед.

...Когда Лонг пришел в себя, он увидел, что стоит с мечом в руках возле разрубленной туши издыхающего дракона, рядом остались только свои, а от набирающей новые силы армии Владыки их отделяет едва заметная поверхность зеркала. Труддум успел выбрать мгновение и остановить битву.

— Туда! — Лонг мотнул головой в сторону Перевала.— Идите быстро, времени нет. Если вы настоящие — пройдете.

Не задав ни единого вопроса, группа истерзанных людей двинулась к горам. Дойдут ли они? В какое время выйдут? И чем встретит их реальный мир, порой не менее жестокий, чем Ойкумена Всемогущего? И все же у них есть шанс.

— Великий разум, как бы я хотел попасть туда!..— простонал за спиной Труддум.

— Иди,— сказал Лонг.

— Не могу. Я знаю, что ты задумал, и должен тебе помочь. Один ты не справишься, а я... хороший инженер.

Полки Владыки ринулись вперед и беззвучно разбились о зеркало. Лонг представил, как вместе с этим первым натиском в мире Констанс начались непоправимые и опасные события: двинулись армии разных времен и народов, а в самом далеком будущем, которого достигал Лонг, поднялись в воздух ракеты озверевшего от ненависти и бессилия бывшего генерала Айшинга. Ракеты, которыми может кончиться все.

— Пора,— сказал Лонг.

Ответа не было. Лонг оглянулся и увидел, что Труддум, скорчившись, лежит на земле. Лонг кинулся к нему.

— Что с тобой?!

— Так надо,— прошептал мастер.— Просто я вдруг придумал, как победить Лонга. Для этого я должен взять нож, помочь тебе снять доспехи, а потом ударить тебя в спину. А когда ты умрешь, отключить зеркало. Я это понял, взял нож и пошел. Так приказал Владыка. Но я обманул его и прежде ударил себя. Прости, теперь тебе придется одному... Я слишком много отдал вечным двигателям и другим невозможным диковинам. Поэтому я не смог уйти и до последней минуты пом^ гал Владыке. А ты иди, я хочу увидеть, как это будет. Обо м1 не беспокойся, у меня нет горячей крови, и боль мне только

— У тебя есть горячая душа,— сказал Лонг.

— Иди...

В подземелье замка ничто не изменилось. В сухом душном воздухе мощно гудели турбины, питавшие зеркало. От стального корпуса реактора волной шел жар.

Лонг остановился. «Один ты не справишься»,— вспомнил он слова Труддума. Как быть? Если просто поднять алмазные стержни, то ничего не добьешься. Реакция станет неуправляемой, температура начнет стремительно наргстать, циркониевые трубки расплавятся, горючее разлетится по помещению, и цепная реакция прекратится. Генералу Айшингу не приходится задумываться над такими проблемами. В его руках бом

бы, специально созданные для убийства. А Лонгу предстоит найти нечто, способное хотя бы несколько секунд противостоять напору разогретого до миллионов градусов вещества. Будь здесь Труддум, он с ходу придумал бы какое-нибудь приспособление. Но Труддум лежит, гля.-я стекленеющими глазами в небо, и ждет, справится ли Лонг.

Лонг поднял голову. Вырубленное в скале подземелье было перекрыто цельной плитой из густо-черного Лабрадора, на которой, как на фундаменте, стоял замок. Неохватная колонна поддерживала циклопическую плиту. Лонг критически оглядел ее. Синие павлиньи блики мерцали в черноте камня. Пожалуй, тысячетонная плита может сработать как пресс. Надо только убрать колонну...

Одной рукой Лонг принялся быстро вертеть штурвал подъемника. Стержни разом пошли вверх. В то же мгновение камеру залил ослепительный свет. Страшный жар. в сравнении с которым ничтожными казались огнеметы Владыки, окутал Лонга. Но все же он успел, прежде чем испарились последние капли живой крови, ударить мечом по колонне. Потолок резко пошел вниз, хрустнули, сминаясь, доспехи.

Умирающий Труддум уже ничего не видел, но почувствовал, как раскололась земля, и обрадовался, поняв, что Лонг успел.

Огненное море хлестнуло из-под земли, поднялся, разрастаясь убийственным грибом, смерч. Пламя, отраженное и стократно усиленное кривыми зеркалами Владыки, ринулось на горы. Но не было уже никого, кто мог бы наблюдать, как рушатся вершины, погребая узкую седловину Перевала, как горы проваливаются сами в себя, а за ними открывается бесконечное мертвое пространство пустыни.

Посреди отравленной радиоактивностью равнины, наполовину уйдя в спекшийся песок, лежал Лонг. У него больше не было доспехов, не было и крови. Он целиком попал во власть нереального, и Мир сотворил над ним одну из своих злых шуток: Лонг уцелел, оказавшись в самом сердце взрыва. Он не чувствовал тела, не воспринимал времени, но видел перед собой опаленные камни мертвой пустыни. Гор больше не было. Сознание этого приносило ему горькое облегчение. Нет Перевала, нет границы, а значит, никогда потусторонний бред не ворвется в живой мир.

Лонг не знал, долго ли он пробыл так, вплавленный в камень, словно мошка в каплю янтаря. Привел его в себя негромкий голос:

— Здравствуйте, сеньор!

— Ты вернулся, Оле? — беззвучно сказал Лонг, но Оле услышал и понял.

— Да, сеньор, вернулся. Здесь стало неуютно. При вашей жизни было намного лучше. Здесь жило много людей. Теперь мне придется жить одному.

— Значит, не я. а ты был стражем Перевала.

— Что вы, сеньор! Перевал был ваш. Вы были хранителем кусочка правды в мире лжи. Но теперь они разошлись, и у них нет общей границы.

— Это хорошо,— сказал Лонг.

Высоко в белесом небе, неслышно гудя моторами, полз реактивный лайнер. Вечер. Лонг видел, что больше не нужен. Он все сделал как надо, не уклонялся, не ушел от битвы, поэтому за разрушенным Перевалом люди сумеют устоять перед теми, кто идет войной на правду. Констанс с Ториксом вер-

рестности. Черное, рыжее, серое...

— Хорошо, что это произошло здесь,— сказал Лонг.— Значит, настоящий мир не превратится в тарую пустыню. Со своими бедами Торикс справится сам, а злое безумие не сможет ударить его в спину.

Оле присел на корточки, развязал мешок, достал исцарапанную флягу.

— Хотите пить, сеньор? — спросил он.— Это последняя настоящая вода. Новой набрать негде.

Вода текла тонкой струйкой. Лонг сделал глоток и закрыл глаза. Он знал, что наконец умирает. Даже если в горячке Ми-

которую станут называть Лонгом, то это все равно будет не он.

Вода кончилась. Лонг вздохнул и улыбнулся. Он вспоминал Констанс, которая будет всегда.

55