Техника - молодёжи 1988-10, страница 46

Умчалась прошлого карета,

или Запоздалый рассказ о «вредной» теории

СУДЬБЫ НАУЧНЫХ ИДЕЙ-

Вадим ОРЛОВ,

научный обозреватель журнала

В этом обзоре я представляю читателю новое имя в науке — Кондрацкий Павел Павлович. Да, новое имя, хотя человека, которому оно принадлежит, около полувека как уже нет в живых...

Шестьдесят лет назад вокруг его работ бушевали страсти, велись дискуссии и обсуждения, автор обучал основам своей теории студентов и лаборантов, применял ее в производственной практике. Когда же Кондрацкого не стало, все разом прекратилось, наступила мертвая тишина. Сколько раз с тех пор издавались и переиздавались справочники, энциклопедии, книги и статьи по цвето-ведению. И хоть бы раз кто-нибудь упомянул главное дело его жизни — научную монографию «Основы колоро-статики», изданную в 1932 году на средства автора и его ближайших помощников. А ведь это не какая-то незначащая брошюрка, а глубоко продуманный и, самое главное, смелый по мысли, оригинальный труд объемом 560 страниц. И это лишь первая книга созданной Конд-рацким всего за два года, 1925-й и 1926-й, научной трилогии, куда также вошли «Колородинамика» (учение о красках, методы вычисления красочных смесей) и «Колозстетика» (учение о цветной гармонии, систематика в области колористических композиций).

Увы, на издание двух последующих книг научной трилогии у автора не хватило сил и средств, хотя они были написаны. На последних страницах «Основ колоростатики» Кондрацкий приводит подробные планы этих книг с четким делением их на главы и разделы. И нам еще предстоит либо найти эти рукописи, либо убедиться, что они безвозвратно утрачены...

Главную работу Кондрацкого, причем сразу несколько экземпляров, мне удалось достать в начале 60-х годов, когда активно обсуждались основные понятия кибернетики. Прочитав книгу, я убедился, что она написана в духе идей теории информации, хотя само это слово нигде в ней не упоминается. Три-четыре экземпляра я подарил разным специалистам, но увлечь их построениями автора не удалось. Да и время было неподходящее. Вокруг кибернетики все еще маячил ореол «буржуазной лженауки». О том времени напоминает пожелтевший номер

«Недели» с напечатанным в нем интервью академика А. И. Берга. Показывая корреспонденту папку с надписью «Антикибернетика», Аксель Иванович говорил:

— Видите, специально завел. Здесь собраны все статьи «против». Есть даже помеченные 1963 годом. Сколько равнодушия, косности, нежелания расстаться с привычными представлениями нам пришлось преодолеть...

И рядом Берг дает ясный и недвусмысленный ответ на вопрос, почему так медленно обретали у нас права гражданства идеи кибернетики, почему со скрипом шло внедрение электронно-вычислительных средств, магнитных и иных носителей информации. Вот еще один фрагмент из того интервью:

— Какой период в моей научной жизни самый плодотворный? Пожалуй, тридцатые годы... А потом настали трудные времена. 1937 год, потеря близких друзей. Вскоре по нелепому, дурацкому доносу арестовали и меня. В тюрьме я провел ровно 900 дней. Незадолго перед войной меня освободили. Радиотехника понесла за эти годы большой урон. Закрылись институты и лаборатории, исчезли люди.

Первопричина общественного забвения имени и работ П. П. Кондрацкого — в том же самом. Молох репрессий и порожденная им психологическая напряженность, невозможность сразу разобраться в судьбах еще не исчисленной массы людей — все это отодвинуло вопрос о трудах Павла Павловича на долгие годы.

Впрочем, кое-что удалось сделать. Когда пробудился интерес к цветомузыке, обнаружилось, что и в этой области Кондрацкий сумел проявить себя. В газете «Легкая индустрия» от 4 июня 1934 года нашлась статья о нем, где было написано следующее:

«Жена ученого играла сонату Бетховена. А он сам, сгорбившись, в темноте перебирал клавиатуру небольшого аппарата. Экран разбрасывал то мягкое, легкое, то пряное, возбуждающее сияние. Хроматическая гамма цветов по специально написанной партитуре дополняла, по-новому раскрывала и объясняла композитора. Музыкальные восприятия сливались с цветами».

В том, что Кондрацкий сумел построить такой аппарат, нет ничего удивительного. Ведь на странице 520-й его книги «Основы колоростатики» есть раздел «Цветовые ноты», где сказано:

«Цветовые ноты, являясь очень простой формой записи цвета, в то же время

легко ориентируют колориста в системе цветов и уже после небольшой практики устанавливают прочную ассоциативную связь между самим цветом и его числовым символом. Это обстоятельство необычайно облегчает запоминание цветов и мысленное оперирование над цветовыми представлениями».

Ноты для красочной стихии, числовой символ цвета — откуда все это, что все это значит? А дело в том, что Кондрацкий создал стройную, внутренне непротиворечивую теорию цветовое гтриятий, применив математический аппарат векторного анализа и представления функций рядами Фурье. Энтузиаст цветомузыки А. И. Кириленко вспомнил, что в дискуссии по теории Кондрацкого участвовали крупные математики, в том числе автор тригонометрических таблиц профессор В. М. Брадис и академик А. Н. Колмогоров. Я написал Андрею Николаевичу письмо и в конце 1964 года получил от него ответ. «В случае, если кто-либо нашел сейчас в работах П. П. Коццрацкого ценные элементы, законно желание вновь привлечь специалистов к разбору этих работ»,— писал выдающийся математик.

Затем началась переписка с дочерью Кондрацкого Галиной Павловной, технологом по эфиромасличным культурам, и письма пошли уже на юг, в совхоз «Крымская роза». Увы, в 1974 году и эта ниточка оборвалась.

Не вдаваясь в детали биографических разысканий, скажу о том немногом, что знаю об ученом, его жизни и борьбе за научную истину. Это был блестяще образованный и очень талантливый человек. Он окончил Киевский политехнический институт и, по-видимому, преподавал там.

О следующем десятилетии его жизни ничего не известно. В 1924 году он уже работает в Твери (ныне город Калинин), в научно-исследовательской лаборатории хлопчатобумажного треста. В первых же строках предисловия к «Основам колоростатики» (датировано 16 апреля 1932 года) Кондрацкий указывает, что его работа выросла на почве запросов производства в фабричной лаборатории тверской «Пролетарской мануфактуры» (ныне калининский хлопчатобумажный комбинат «Пролетарка»). Скупыми и точными словами, за которыми чувствуется незаурядная творческая сила, он рисует настоящий интеллектуальный взрыв, владевший им, начиная с осени 1924 года.

«На протяжении лишь немногим более

44