Техника - молодёжи 1991-10, страница 55

вода, поскольку природа пустоты не терпит. Озеро получилось большое и красивое, других слов и не сыщешь. Еще оно было богато рыбой, воды его обладали какими-то целебными свойствами, что привлекало к нему в весенне-лет-ний период довольно обширный контингент слабых здоровьем граждан со всей страны.

На берегах озера самым естественным образом возникло несколько санаториев и, что еще более естественно, выросло несколько же химических комбинатов, которые дружно гадили в озеро, распространяя на всю округу редкостное зловоние, и усердно производили очень нужный продукт для какой-то далекий слаборазвитой страны, встающей на неокрепшие после колонизаторского гнета ноги. Этими ногами слаборазвитая страна собиралась идти по правильному пути, и помочь ей было надо, тем более что город, о котором я рассказываю, стал побратимом ее столицы. Впрочем, и сама страна и ее столица носили настолько затруднительные для русского языка названия, что выговорить их не представлялось возможным. Химические комбинаты были засекречены и назывались просто и сурово: «п/я».

Нужный продукт регулярно вывозился из города, который тоже носил название Гулькино Озеро. Звуки погрузки, гудки тепловозов и прочие железнодорожные шумы стали неотъемлемой особенностью городского быта. Однако население старалось не обращать внимания на неудобства. Половина горожан зарабатывала свой кусок хлеба, трудясь в санаториях, другая исполняла свой долг в «почтовых ящиках».

Лет через десять после возникновения тесной дружбы с труднопроизносимой страной в озере исчезла рыба, еще через год оно утратило лечебные свойства и даже наоборот: купальщики покрывались коростой и погибали бы в страшных мучениях, если бы не героические усилия людей в белых халатах. Статьи по этому поводу под заголовками «Схватка со смертью» или «По законам мужества» появлялись время от времени на первой полосе местной газеты.

Короче, курорт перестал пользоваться популярностью и оставшаяся без работы часть населения перешла в «почтовые ящики», которые развернули новые мощности в опустевших санаториях.

И все было бы хорошо, но однажды откуда-то из центра в Гулькино Озеро пришла бумага, из которой отцы города узнали о необходимости беречь природные богатства и о предстоящей экологической катастрофе. Пристально поглядев вокруг, отцы решили, что единственное природное богатство в городе — озеро. Стало быть, беречь надо именно его.

Но я отвлеклась, оставив на произвол судьбы уже двух своих героев: Алину с телефонной трубкой в руке и Петра Сидоровича Иванова со шляпой — тоже в руке. Поэтому сообщаю, что Алина дозвонилась и Первый Голос был вынужден назначить ей любовное свидание, а вот зрелище, открывшееся печальному взору Петра Сидоровича, легко описать, но объяснить трудновато.

По зловонной глади озера плыла небольшая лодочка, в которой стоял городской «бич» Евгений Иосифович На его лице зеленел респиратор «лепесток», в руках он держал скользкий мазутный шест, которым пытался производить какие-то замеры, опуская этот примитивный инструмент за борт и стараясь нащупать им дно озера. На берегу суетились явно нездешние люди в заграничных (это было видно издалека) одеждах.

Петр Сидорович взмахнул над головой поруганной голубем шляпой, чтобы привлечь внимание «бича», которого знал еще в пору, когда тот был самым обыкновенным интеллигентным человеком и только начинал писать стихи и прозу. Но Евгений Иосифович, проникнутый серьезностью момента и, вероятно, желанием подзаработать, не пожелал отвлекаться. Люди на берегу залопотали что-то, и тут же к Петру Сидоровичу подошел милиционер и сказал, что если он задумал митинговать, то об этом следовало бы сделать заявку десять дней назад, а сейчас его по-хорошему просят не мешать проходу граждан и отправляться по своим делам.

На службе Иванов рассказал об увиденном. Главный технолог Лада Семеновна Стулова глубоко задумалась, а по

том сказала, что Петр Сидорович действительно не имел права митинговать без предварительной договоренности с органами.

Иванов хотел было возразить, но лишь махнул рукой. Дело в том, что Стулова была очень глупой женщиной и об этом знали все. Ходили слухи, что когда Стулова в очередной раз смотрит фильм «Семнадцать мгновений весны», то, увидев Штирлица в немецком мундире, очень переживает, что такой хороший на первый взгляд человек продался врагам.

Поэтому теперь никто не обратил внимания на слова глупой Стуловой, и до обеда весь отдел главного технолога ломал голову, зачем Евгений Иосифович делает эти подозрительные замеры и что это за странные люди прогуливаются по берегу озера.

— Страшно, братцы, — сказал инженер Коля Попеко.— Боюсь я всяческих перемен и активных вмешательств. Как бы не было хуже.

После обеда в отдел зашла несколько рассеянная Алина, и Коля, не спуская глаз с ее румяных коленок, рассказал о странных событиях на озере.

— Это удивительно, — внезапно раздражаясь, заговорила Алина. — Теперь, когда нам разрешили активно проявлять свою позицию, мы продолжаем безмолвствовать. Почему я, рядовой член общества, не знаю, что делается в родном городе? Я хочу участвовать в общественной жизни, а вы все... тьфу, просто смотреть противно.

Итак, слово было сказано. Дело было, извините, заделом.

— А что делать-то? — преданно спросил Коля Попеко.

— Мы должны написать письмо отцам города и подписать его. Все. До одного.

— Я ничего подписывать не стану, — испугалась глупая Стулова.

— В этом я ни секунды не сомневалась, — надменно произнесла искусительница. — А вы, Коля?

— Да-да, конечно, я сейчас подпишу, — обрадовался тот. — Давайте письмо.

— За письмом дело не станет. Собирайте подписи. — И вышла, загадочная и прекрасная.

— Зря народу волю дали. Обнаглел народ, — вздохнула Стулова. И некоторые сотрудники отдела с ней на этот раз согласились.

Прошло несколько дней. Работы на озере продолжались. По городу гуляли слухи. Подписи под письмом собирались вяло.

В один из этих тревожных дней Коля Попеко, возвращаясь с работы, обнаружил, что в пивном ларьке прямо за вокзалом есть пиво. Но в кружки пиво не отпускали, поэтому Коля, хотя и не питал особого пристрастия к подобного рода напиткам, занял очередь, слетал домой и вернулся с полиэтиленовым ведерком литров эдак на пять. Сразу за Колей, налегая на него обширным животом и бренча в кармане заработанной своим таинственным трудом мелочью, стоял «бич» Евгений Иосифович. Коля, совершая различные телодвижения, пытался дать понять Евгению Иосифовичу, что прикосновение его живота не каждому приятно, но «бич» был, кажется, в задумчивости и ничего не замечал, а выйти из очереди Коля боялся, поэтому приходилось терпеть.

Наконец, наполнив Колино ведерко лишь на три четверти, продавщица захлопнула окошко и, когда ропот очереди поутих, объявила через стекло, что пива больше нет.

— Вот так, товарищи, — выходя из задумчивости, печально произнес Евгений Иосифович. — Так и живем. И деньги есть, и купить нечего.

Если бы «бич» принялся грязно ругаться, стучать сандалией в дверь или делать что-то в этом роде, Коля, несомненно, подхватил бы ведро с пивом и отправился домой. Но столь сдержанно проявившееся отчаяние растрогало инженера, и он пригласил «бича» выпить по кружечке.

Стараясь не засуетиться и тем самым не спугнуть удачу, Евгений Иосифович выдержал приличествующую случаю

53