Техника - молодёжи 1993-03, страница 49

рассказала: «Мама, а я с собачкой играла, с колокольчиком!» Я про козленочка стала толковать, в ответ же — собачка да собачка. Девочка она развитая, неглупая, зря болтать не будет. И вдруг поди ж ты! Собачка! Но это уже утром. А тогда...

Что за шутки, думаю, такие? Коты, козленочек... Но может — просто через дверь заскочили, не заперла я ее? Подергала — заперто. Машинально повернула замок, вышла на лестничную площадку. А там стоит мужик и смотрит на меня.

Чуть не ахнула от неожиданности. Как он выглядел? Знаете — прилично. Не бомж, это ясно. И на бандита не похож, хотя внешность довольно неприятная. Сколько на вид? Да лет 45 — 47. Очень высокого роста, почти под потолок. Волосы черные с проседью, правда, жидковатые, лицо чистое, среднего телосложения. Уши? Нет, не острые, нормальные. А вот поза вызывающая — оперся локтем о перила и глядит в упор. Как одет? В черную накидку — длинную, почти до пола. Ни галстука, ни рубашки. Просто черная блестящая накидка. Я даже подумала — вот из какого материала платье бы сшить.

И вдруг я заметила хвост! Он держал его в левой руке и слегка им помахивал! У меня внутри будто все оборвалось, на глаза аж слезы навернулись. Замерла, уставилась на хвост, не могу оторваться. Какой? Понимаю, вас больше интересует не мое поведение, а вся эта аномальщина... Довольно толстый, упругий, словно канат, и достаточно длинный. А на конце — кисточка.

— Ну вот,— промолвил незнакомец,— мы и пришли за тобой.

А у меня слезы — ручьем! Хочу что-то произнести и не могу, язык не поворачивается.

— Скажешь, когда разрешу.

Голос спокойный, не угрожающий,

не командующий. Тут я увидела, что снизу по лестнице второй взбирается. Седой, невысокого роста, лет за 50, солидный, даже пузатенький. Тоже лысоватый, но одет иначе — в длинной белой рубашке до пят. Поднимался тяжело и на площадку выходить не стал, остановился за две ступеньки. Мамочка моя родненькая, сколько же их, думаю! Ведь ниже, на другом лестничном пролете, еще две женщины стояли. Обе в белом.

— Сейчас пойдешь с нами. Там тебе будет хорошо, — сказал первый. И махнул рукой — мол, говори, разрешаю.

— Не хочу умирать! — выкрикнула я.— У меня двое детей! Оставьте в покое!

— Они не пропадут,— возразил он,— у них же есть бабушка.

Уговаривал спокойно, уверенно, без нажима.

— Не пойду с вами! — снова закричала я

— Пойдешь.

— Не-ет!

Он помолчал, затем обратился к пузатенькому:

— И что будем делать? Дадим время подумать?

— Ладно,— кивнул тот.

— Ну, что ж,— обернулся ко мне первый.— У тебя есть срок на размышление. Я не прощаюсь. Мы еще вернемся.

И они стали спускаться вниз, не оборачиваясь.

Вернулась в квартиру. Дальше ничего не помню. Очнулась утром — лежала поперек дивана в сапогах. Не сразу вспомнила, что надевала их, чтобы выйти на лестничную площадку. А когда сообразила, вскочила, подбежала к двери. Открыта, не заперта! Ну, а тут Светка про собачку... Чуть позже сходила к Андрею — его квартира двумя этажами ниже. Он баптист. Библию наизусть знает, учит меня жить. Все ему рассказала, как на духу. Он выслушал и решительно заявил: «К тебе приходил сам Сатана!» Дал Евангелие и строго-настрого наказал с этой книгой не расставаться.

Мало-помалу я успокоилась и даже стала забывать о той встрече. И вот весной 1990 года повторилось то же состояние — я с вечера опять не могла заснуть. Было ощущение полного провала и пустоты, однако спать не хотелось. А ночь-то, между прочим, снова со среды на четверг! Только теперь у меня под подушкой лежало Евангелие. Я притушила свет и прилегла.

Когда открыла глаза, он сидел на полу — молодой, симпатичный. На вид — лет 25, даже, может, чуть меньше. Сидел, скрестив ноги по-турецки. Очень красивое лицо, короткая модная стрижка. Обычные уши, прямой нос. На голове же — маленькие аккуратные рожки! Да-да, я их разглядела, хотя светильник горел тускло. А поперек коленей у него лежал хвост. На этот раз я лишь удивилась — испуга уже не было.

— Вот так встреча! — говорю.

Он улыбнулся, обнажив прямые, ровные зубы.

— Я ведь обещал, что вернусь.

Как был одет? Снова в черную накидку, ниспадавшую за плечами, а на ногах — такое обтягивающее трико, как у танцовщика. Обувь? Нет, не туфли. Что-то вроде чешек или укороченных тапочек.

— Ну, теперь пойдешь? — спрашивает.

— Не-ет! — отрезала я.

Он замолчал, видимо, размышлял. Я его опередила:

— Если хочешь, возьми сам. Попробуй. Но я — не дамся!

Встала, пошла в кухню. Он продо

лжал сидеть. Взяла со стола стакан, в котором на всякий случай держала немного святой воды, принесла в комнату и выплеснула ему в лицо. И даже вздрогнула от собственной храбрости. Смотрю на него — жду, что будет. А он спокойно так вытерся, усмехнулся и говорит:

— Этого я не боюсь. И. кстати, креста твоего — тоже.

Вижу — не подействовало! В запале выхватила из-под подушки Евангелие и прижала к себе. Он сразу заосторож-ничал, даже подался в сторону. Тогда я распахнула святую книгу. И в этот момент погас светильник.

— Ну, забирай меня! — ликующе выкрикнула я, уже поняв, что не заберет. А он:

— Ты книжку-то брось.

— Не-ет! — И, осмелев, показала ему кукиш: — Вот тебе!

Он встал, злой такой.

— Я опять не прощаюсь.

И как топнет ногой — тут же пропал.

Проснулась утром. Евангелие на полу. Стакан из-под святой воды пустой.

Третье посещение было в апреле 1991 года, вновь со среды на четверг.

Я с подружками днем ходила в видеосалон, смотрела «Рэмбо». Потом взахлеб говорили, конечно, исключительно про Сильвестра Сталлоне. Вот у кого фигура так фигура! Вернулась домой, занялась обычными делами, а под вечер чувствую — что-то меня начинает мучить. И опять не идет сон.

Визитер появился, как и прежде, неожиданно. Вошел сюда в комнату вон оттуда — из коридора. Голый по пояс, обернут вокруг талии полотенцем, с огромными бицепсами, на груди густые курчавые волосы, лет около 30. В руке бутылка вина. Я сразу — где Евангелие? Нет, не достать — оно на шифоньере, а этот дорогу перегородил. Схватила спящего Алешку и прижала к груди.

Он молча постоял, поглядел на меня. Потом опрокинул бутылку на ватку какую-то, не то тряпку, намочил ее и провел ею мне по горлу. Я испытала ощущение, будто выпила стакан вина. Хорошего, выдержанного, мягкого вина. Его голос донесся как бы издалека:

— Дай правую руку.

Он приложил какой-то металл мне к плечу и объявил:

— Теперь ты — моя. На тебе клеймо.

Тут я очнулась:

— Спасибочки за откровение Вот уж испугал так испугал!

И закатила истерику:

— Почему?! Почему вы охотитесь именно за мной? Почему не за мужем? Ведь он меня с двумя детьми бросил!

— Ты грешна больше

Повернулся и ушел. И бутылку унес.

Вот что со мной происходило

47