Техника - молодёжи 1993-12, страница 56

отметил он. Ей тоже, судя по всему, было несладко, хотя сон как-никак должен был восстановить силы. Тревожила столь внезапная уравновешенность. Она уступила! Слишком долго странствовали они вместе — без отдыха, из мира в мир. Боль они привыкли терпеть, но ведь у человека есть еще и душа... смертельно уставшая от гибели и войны. Теперь предстояло идти навстречу гнавшимся за ними врагам; и ответь Моргейн гневной отповедью, Ванай, как ни забавно, почувствовал бы себя спокойнее.

— Лейо,— сказал он, когда запряг лошадей, а она опустилась на колени, чтобы погасить огонь и уничтожить все следы.— Лейо, вот что мне пришло в голову. Если наши враги там, куда мы намерены вернуться... Они, думаю, вымотались от этого перехода не меньше нас. Лейо, я пойду с вами куда прикажете, и буду с вами до самого конца, и сделаю все, что вы потребуете. Но я устал, у меня не зажили раны. Небольшой отдых, несколько дней, чтоб запасти дичи, чтоб кони набрались сил, нам совсем не помешает...

Он просил так, словно это нужно было только ему — иначе она тут же заупрямится и нипочем не уступит. Даже сейчас он скорее ожидал вспышки гнева, чем согласия. Но Моргейн устало кивнула головой, более того — опустила ладонь на его руку. Краткое прикосновение — редкий миг близости, ни в коем случае не интимной.

— Поедем вдоль леса, посмотрим... Может, повезет настрелять дичи. Лошадей и впрямь надо поберечь, у них все ребра наружу. Да и ты... Хромаешь, рука плохо действует, а все норовишь взять на себя часть моего долга. Можешь сказать все, что считаешь нужным.

— Значит, вы согласны?

— Много раз я была к тебе несправедлива. Я сожалею об этом.

Он хотел засмеяться, но не смог. Этот приступ меланхолии был ему совсем не по душе. Люди проклинали Моргейн в Андуре и в Керше, в Шиюане, Хайюане и во всех странах, лежащих между ними. Друзей у нее было куда меньше, чем врагов! Ваная она тоже однажды чуть было не принесла в жертву и — если честно — не представляла, как может быть иначе.

— Лейо, я понимаю вас лучше, чем вы думаете. Я не всегда знаю, зачем вы делаете это, а не то... но всегда знаю, что вами движет. Я всего лишь илин, это правда; но даже илин может спорить с тем, к кому он привязан. Вы служите безжалостному делу, я знаю. Однако безумие думать, что меня удерживает близ вас только клятва!

Так он сказал, что хотел; и тут же пожалел об этом. Встав, он занялся делами — починкой упряжи и прочим, лишь бы не смотреть ей в глаза. Когда она подошла к Сип-таху и взяла поводья, ее лицо снова было хмурым; но скорее от замешательства, чем от гнева.

Они двигались молча, неторопливо, опустив поводья. Ваная вскоре одолела усталость; он склонился вперед, сунул руки под мышки и — по обычаю кершинов — задремал прямо в седле. Моргейн, ехавшая впереди, отгибала ветки, норовившие хлестнуть его по лицу. Солнце заметно пригрело, листья тихо шелестели; все как в лесах Андура — будто время повернуло вспять и они снова едут по тропе, которая вела их в начале пути.

Что-то затрещало в кустах, лошади вздрогнули; Ванай, пробудившись, схватился за меч.

— Олень,— она указала в заросли, где виднелась туша.

Олень это был или нет, но животное, все в золотистых

пятнах, очень на него походило. Ванай спешился с обнаженным мечом в руке — он опасался острых рогов; но они не шелохнулись. У Моргейн, кроме Ченджеллина, было и другое оружие, подобное тому, что принадлежало кхе-лам; убивавшее безмолвно, на расстоянии, не оставляя видимых следов. Она протянула ему свежевальный нож, и Ванай, снимая шкуру, смутно припомнил иные времена и оленей, на которых охотился в зимних горах родного мира.

— Будь у меня лук,— заметил он,— я бы тоже добыл оленя, лейо!

Она пожала плечами: гордость его уязвлена, мужскую работу выполняла женщина. Тем не менее обеспечить пищей илина — долг госпожи. Ванай замечал — Моргейн угнетает мысль, что она не может дать ему иного очага, кроме лагерного костра, иной крыши, кроме покрова ветвей, и вдоволь еды. Из всех лордов, которым мог служить илин, Моргейн была самой могущественной, но и самой нищей. Оружие, которое она могла дать, было старым, лошадь — краденой, а пища... о ней лучше не вспоминать. Разбойники, и те жили лучше! Но сегодня и в ближайшие дни голод им уже не грозил, а потому Ванай смиренно поблагодарил госпожу за этот дар.

Долго в этом месте задерживаться не следовало: птицы подняли встревоженный гвалт, какие-то твари рыскали в зарослях — смерть заявляла о себе. Он взял лучшие куски мяса, отрезав их быстрыми ударами острого лезвия; этому он обучился еще в Керше, когда был вне закона и охотился на территориях враждебных кланов. Хватать и бежать, заметая следы,— так он жил, пока не встретился с Моргейн клана Чайя и не отдал свою свободу за право сопровождать ее.

Отмыв руки от крови, он приторочил завернутое в шкуру мясо к седлу, а Моргейн спрятала остатки оленя в чаще, где о них позаботятся хищники. Он внимательно осмотрелся, уверясь, что нигде не осталось лишних следов: не все противники были домоседами, ничего не смыслящими в лесу. По крайней мере один из них мог разглядеть самый слабый след, и его-то Ванай опасался более всего; принадлежал враг к клану Чайя — лесным кориссанам из Андура, родному племени Ваная по материнской линии, и был близким родственником его матери.

На сей раз они рано разбили бивак и наелись досыта. Затем занялись оставшимся мясом, подвесив его на ночь над костром прокоптиться как следует. Моргейн решила дежурить первой, и Ванай сразу лег спать. Пробудило его врожденное чувство времени — он так и думал, что сама она будить его не станет. Но свое место Моргейн уступила без возражений; он сел у костра и начал подбрасывать тонкие ветки. Куски мяса уже затвердели, он отрезал полоску и стал лениво жевать; Ванай почти забыл, что это можно делать столь неспешно.

В темноте зафыркали и задвигались лошади. Привычные, знакомые звуки: Сиптах проявлял умеренный интерес к кобыле, но шиюаньская лошадка, похоже, не отвечала взаимностью. Затрещали кусты, кони всполохнулись. Ванай бесшумно поднялся, вытянул руку с мечом и коснулся им Моргейн. Она открыла глаза и сразу все поняла. Ванай указал взглядом, откуда раздался слабый звук,— он скорее почувствовал его, чем услышал. Кони по-прежнему беспокоились. В руке Моргейн появилось маленькое черное оружие, которым она убила оленя. Но, передумав, она схватила более надежный Ченджеллин, скользнула во тьму и исчезла.

Кусты зашевелились, и кони с паническим ржанием рванулись с привязи. То, что он принял было за лишайник, шевельнулось, ожило черной паучьей тенью и исчезло. Ванай двинулся за ней, не слишком осторожничая, поскольку где-то рядом за тем же призраком охотилась Моргейн.

Вторая тень! На сей раз Моргейн. Они встретились и постояли рядом, но не услышали ничего, кроме храпа потревоженных лошадей, и никого больше не увидели. Ванай жестом предложил вернуться к месту привала. Пока она быстро собирала вещи и еду, он загасил костер; его мучил страх, предчувствие возможной засады. Они скатали одеяла, оседлали лошадей и уничтожили следы лагеря, все так же молча и быстро; потом опять ехали в безлунной мгле, но уже другим путем, чтобы разминуться со шпионом. Ванай никак не мог забыть мелькнувшую фигуру, ее непривычные, какие-то сверхъестественные, поразившие его движения — и сказал:

— У него была странная походка.

— Там, куда ведут Врата, много странных зверей.

Путники больше никого не встретили; когда настал

53